Принеся домой свою первую зарплату, он даже почувствовал гордость за себя, так Иришка восхищалась им, так превозносила его способности по обеспечению семьи! Но заряд гордости быстро иссяк вместе с заработанными деньгами. Ни у Ильи, ни у Иры никак не получалось равномерно распределять финансы на месяц. Под конец все равно приходилось звонить отцу и униженно просить выдать следующий транш пораньше.
К сентябрю запал упрямства и самоуверенности кончился, и Илья затосковал. По ночам стали сниться мамины восхитительно вкусные обеды: настоящий украинский борщ со сметаной, бефстроганов в сливочном соусе, мясо по-французски, запеченное в духовке… А Ирка так и не научилась ничего готовить кроме пельменей и макарон. От слова «макароны» к горлу уже подкатывал тошнотворный комок, так они надоели. Он с тоской вспоминал большую, уютную, богато обставленную родительскую квартиру, глядя на постоянный бедлам, странным образом возникавший в их съемной, нищей квартирёнке, даже после уборки.
Друзья уже перестали их приглашать на свои вечеринки и махнули рукой на семейную парочку. Чего понапрасну сотрясать воздух? Все равно откажутся, ведь теперь у Иры часто болела голова, или ее тошнило, или она устала… Не одно, так другое! С легким раздражением думал Илья.
Его настораживало то, что они как-то стали отдаляться друг от друга с Иришкой. Если она себя плохо чувствовала, а это бывало довольно часто, то ей было не до Ильи. А когда чувствовала себя хорошо, то говорила только о будущем ребенке. Его раздражали бесконечные разговоры о том, каким будет малыш, как его назвать, чему учить, в какие кружки водить в школе…
Он тупо смотрел на снимок ребенка, выданный будущей матери после ультразвукового исследования, и ничего не чувствовал. Среди черно-серых разводов на маленьком прямоугольном листочке проступал светлый контур какого-то гуманоида с большущей головой, маленьким телом и крошечными ручками и ножками. И этот гуманоид мой ребенок? Отчужденно думал Илья.
Наблюдая, как исчезает, сглаживается осиная талия его Иришки, как растет живот, он угрюмо вздыхал и отворачивался от неприятной картины. В его голове никак не укладывалась эта анти-метаморфоза. В природе же из уродливой гусеницы получается прекрасная бабочка, а тут было все наоборот…
Хмурый, дождливый октябрь проник, просочился в их убогое жилище, трансформировавшись в частые слезы и капризы Иры, в постоянную молчаливую депрессию Ильи, в упреки и препирательства с взаимными обвинениями: «Я тебе совсем не нужна!», «Нет, это я тебе совсем не нужен!».