После долгого процесса укладывания, фотограф, в конце концов, улегся в позу эмбриона. Оставив меня, как бы он сам выразился – «втыкать», размышляя над извечно мучившими вопросами бытия. Постепенно ландшафт начал меняться, переходя от выгоревших вследствие пожара склонов холмов, извивающихся на горизонте до маринистических пейзажей в лучших традициях избранных работ Эдгара Дега.
Маленькие лодочки, расположившиеся на покинутом всеми песчаном берегу, будто бы звали кого-то неведомого. Всех тех проезжавших в старых, обветшалых вагонах мимо них. Временами я отвлекался от этого завораживающего и умиротворяющего пейзажа и глядел на поля одуванчиков, проскакивающих в другом окне. Одуванчики – одна из тех вещей, часто упоминаемых матерью в рассказах о детских годах. Пионерские отряды, идеологическая направленность. СССР. Я вспоминал ее истории о полчищах детей, массово уничтожающих пробивающиеся через зеленую траву, маленькие лучи солнца.
«Напомни мне, как я вообще на это согласился?» – иронично спросил он меня. И действительно как? Я сам толком не помнил. В какой-то момент я получил от Алекса Кельмана известие о приезде Bondage Fairies в Россию, что похоже послужило главным толчком. Пуститься во все тяжкие. Забыть о рукописи на несколько дней вдруг показалось вполне себе отличной идеей. Ровно как и побыть несколько часов в компании старых знакомых.
Конец ознакомительного фрагмента.