Когда пришел в себя, в гроте было тепло, у стены сидел старец и спал. Решил обойти грот: посмотреть, что тут есть интересного. Страха не было. Вдоль стен, в нишах, стояли серебряные гробы, вся поверхность который была испещрена рунами и инкрустирована драгоценными камнями. Их было двенадцать. Один стоял поодаль от остальных, он был каменный, а, может из окаменевшего дерева, тоже покрыт рунами, крышка была чуть сдвинута, и оттуда шел свет. Любопытство было мне не занимать, решил подойти поближе и заглянуть внутрь. Крышка сдвинулась очень легко, гроб был пуст и непонятно откуда шёл свет. Этот свет, как радуга, заполнял всё его внутреннее пространство. Сам не зная почему, опустил туда руку, свет коснулся её, и я вскрикнул от нестерпимой боли. В этот момент в моем мозгу как будто просверлили дыру и туда хлынули видения, осознать или описать которые не был способен: скорость их мелькания была выше моего понимания. Стало вдруг легко, потому что почувствовал весь этот мир и одновременно страшно, узнав каким может быть его конец. Этого секундного мгновения хватило, чтобы изменить всю мою жизнь.
Старец проснулся от моего крика, схватил меня за ворот рубахи и потащил к лестнице. Я не сопротивлялся, и был рад оказаться наверху, чтобы забыть всё, что тут произошло. Дома меня посадили под замок, не давали ни с кем общаться, даже с отцом и матерью, и держали так почти месяц. Периодически, навещал совет старцев и задавал вопросы. Я честно на них отвечал, от чего они становились мрачнее и уходили. Через месяц меня опять повели в пещеру. Когда подошли к предполагаемому входу и нажали на выступ, проём не открылся, но, слава богу, и камни сверху не упали. Старцы сказали, что после меня, вход в пещеру не открывается, поэтому и привели: может у меня получится её открыть. Тщетно.
Советом старцев было решено принести меня в жертву на костре, чтобы боги приняли племя обратно. Узнал это от матери, которая смогла пробраться ко мне и выпустить, чтобы смог бежать. Она сказала, что у каждого есть право на ошибку, но это не значит, что плата должна быть так высока, если боги оставили тебя в живых – значит так нужно, надеется, что боги будут ко мне и дальше добры. Надев, принесенный ею, меховой кафтан, взял узелок с едой, нож, попрощался и, потихоньку выбравшись из поселка, сел в лодку, чтобы уплыть подальше от этих мест. Я был ребёнком и в горячке побега не осознал, что навсегда теряю родных, возможно, обрекая их на ту смерть, что уготована была мне. Только, через несколько дней, осознал горечь потери близких и чувство одиночества, поселившееся во мне навечно. Что стало с моим народом – не знаю, по слухам, дошедшим до меня: примерно тогда же, когда ушёл, в тех местах произошло землетрясение и селение полностью исчезло.