– Какой ещё собаки?
– Ну, такой… она ещё на волка или на лайку похожая. Серебристая такая и глаза светлые…
Бригадир уже собрался уходить, но, услышав про собаку со светлыми глазами, снова придержал начавшую закрываться дверь.
– Хаски, что ли, примерещилась? – спросил он Лёшку.
– Почему «примерещилась»? – обиженно возразил парень, – Я почти нос к носу с ней столкнулся.
– Да потому и примерещилось, что не может быть такого! Извели давным давно таких собачек, нету их больше, мифы всё это! – бригадир скоро глянул на свои часы, – Всё, пацаны, полчаса на всё про всё и скоренько, скоренько!
– Горыныч! – протянул к нему руки Сашок, – Ну, будь человеком?!
– Бери кувалду, и дуй с ней котлы разбирать! – донеслись из коридора слова удаляющегося бригадира.
За звуком его шагов медленно затворилась дверь, напоследок пропев петлёй свою протяжную песню.
– Ну, вот, чего он на тебя набросился? – глядя в закрывшуюся за бригадиром дверь, произнёс Сашок сквозь зубы, – Скажи, Лёха, чего это он вдруг старые перила пожалел, один чёрт, тут всё рухнет скоро, – не подопрёшь!
– А что ты это у меня спрашиваешь? Вот задал бы ему сам такой вопрос, он бы тебе враз на все вопросы лично ответил!
– Да, Лёха, чего не говори, а Игорёк – мужик конкретный, завсегда даст ответ по любому вопросу. Видишь ли, Саша Сурьманюк к нему по-человечьи, а он, татарва хренова, говорит, что весь опохмел сегодня будет не где-нибудь с музыкой в ресторации, за столом роскошным, а в пыльной и не менее шикарной кочегарке, на ржавом котле с тяжеленной побойней в руках! Эх, жизнь наша бекова, – нас имеют, а нам – некого! Одна надежда на Зайчика, тот завсегда про товарищей не забывает, должно быть, он скоро сюда с тягачом подтянется.
Сашка наклонился к углу комнаты и извлёк оттуда пару носков, совершенно непохожих друг на друга: один носок был когда-то светлым и длинным, а второй – тёмно серый, и в длину много короче первого, такая разница была явно заметна даже такому, как теперь, невооружённому и не опохмелёному взгляду их хозяина. Сашка поискал в углу глазами, в надежде обнаружить что-нибудь подходящее этой разнопарке, но ни в углу, ни рядом и вокруг, куда он тоскливо взирал, ничего похожего по цвету и размеру не нашёл. Оставалось последнее место, где, вероятнее всего, скрывалась предательская пара, но нагибаться ниже и, стоя на четвереньках, рассматривать ворох тряпья под своей кроватью, сегодняшним утром было выше даже для оставшихся Сашкиных сил.