– Вы должны ей понравиться, понимаете меня? – Мужчина свернул на одну из боковых аллей, в конце Александра разглядела двухэтажный белый дом, полускрытый деревьями. В глубине сада горел фонарь. – Иначе она вам не доверится. Ольга – человек первого впечатления. Она не уверена в себе, легко идет на поводу, но уж если вы ей не понравитесь с первого взгляда, ничего не выйдет и слушаться она вас не будет. Это подросток. Женщина она только с виду. Мне кажется…
Штромм выпустил локоть Александры так же резко, как схватил его. Он повернулся к женщине и вглядывался в ее лицо, словно старался запомнить каждую черту. Этот сверлящий взгляд, который Александра уже отмечала у своего клиента, производил на нее гнетущее впечатление. Она отвела глаза.
– Мне кажется, – продолжал Штромм, – что в ту ночь, когда убили ее отца, убили и будущее Ольги. Ей так и осталось двенадцать лет. Нет, она адекватна, дееспособна, но ей нужно постоянное руководство. Пока я мог, я все делал для нее. Пятнадцать лет… Приезжал из любой точки мира по первому звонку. Своих детей мне Бог не дал, семьи у меня нет, так что, наверное, в какой-то мере она мне заменила дочь… Неизвестно еще, кто из нас кому должен быть благодарен!
Александра с молчаливым удивлением отметила, что на лице Штромма появилась язвительная улыбка, противоречившая его чувствительной тираде.
– Никаких указаний я вам давать не стану, – улыбка Штромма стала еще шире, что не сделало ее приятнее. – Здесь рецептов быть не может. Доверяю вашему знаменитому чутью.
– Да, кстати, о чутье… – медленно, словно просыпаясь от тяжелого сна, проговорила Александра. – Кто рекомендовал меня вам?
– Это давнее-давнее дело, – Штромм словно забыл улыбку на неподвижном лице. – У меня была старая добрая знакомая в Москве, она знала всех на свете. Я имею в виду тех, кто торгует антиквариатом, конечно. И как-то в разговоре она упомянула вас, сказала, что вы – самый честный человек в этой области. И потому никогда вам не стать богатой!
– Кто же эта ваша знакомая? – изумленно спросила художница.
– Альбина Гуляева. У нее когда-то был собственный магазин, но потом она стала сильно болеть, ноги отказывали, она больше не могла заниматься делами. Сейчас она уже в лучшем мире.
Штромм вздохнул, искренне или притворно – понять было невозможно. Александра не сводила с него глаз. Закат догорел, стремительно стемнело, и лицо ее спутника сделалось почти неразличимым.