А вот попасть в кабинет отца Каролине удалось не так давно – всего два года назад, когда она, войдя сюда, осуществила свою маленькую мечту и погрузилась в высокое кресло отца, такое возвышенное, словно королевский трон, о котором она так часто слышала из рассказов маменьки. Тогда синьорина, деловито сложив свои ручки на гладко отполированном столе, представила себе, что чувствует отец, когда работает в этой самой дивной для нее комнате. Ей было всего тринадцать, но казалось, что в тот момент она заметно для себя повзрослела.
И сейчас, взглянув на полки, плотно заставленные книгами, она радостно перевела дух, закрыла за собой двери и, подбирая на ходу платье, бросилась к библиотеке отца.
Разумеется, Каролина и думать не хотела о строгих наставлениях кормилицы и родителей, с самого детства внушавших маленькой синьорине ненависть к наукам, уверяя, что женщина должна вырасти только для того, чтобы удачно выйти замуж и родить детей. И она прекрасно знала, что если отец узнает о тайных посещениях библиотеки, то непременно накажет ее. Однако осторожность и изворотливость хитроумной девчонки не зарождали в герцоге даже малейшего подозрения об этом.
Знай герцог, что Каролина уже самостоятельно изучила ряд наук, позволяющих удовлетворить ее неисчерпаемый интерес к истории родной Генуи, он непременно обезумел бы от ужаса. Недопустимым являлось и то, что ей хотелось знать не только о том, чем занимается отец, когда управляет кораблестроением в порту или хозяйничает в своем небольшом герцогстве. Под запретом являлась и тяга к таким нелегким наукам, как политика и экономика. Но происходившие
Немалый интерес занимало соперничество между двумя сильнейшими государствами в области морской торговли – Генуей и Венецией, сопровождающееся на протяжении столетий кровопролитными войнами. Последние сведения, которые стали ей известными, содержали в себе данные о мирном договоре, подписанном обеими сторонами около сорока лет назад, после кровопролитных сражений при Кьодже. Большинство дам нашли бы эти события скучными, не таящими в себе великой ценности. Но Каролина, на свою беду, совершенно не походила на это большинство.
Но наиболее всего юную синьорину, как даму с истинно женским сердцем, занимали истории о любви. Да-да! О той самой любви, о которой запрещено думать, не то чтобы говорить вслух. Но что Каролина могла поделать, если ее глаза загорались пронзительными искорками, когда она представляла перед собой не– вообразимо интересные фрагменты из истории Древнего Рима?! Она обожала читать стихи и поэмы! У Каролины дрожали руки, когда, переполненная трепетом, она держала в руках эти священные для нее книги. И как бы ни было греховно в этом признаться, синьорина Диакометти все же отмечала для себя, что с трудом прочитанная ею Библия абсолютно не создана для юной души, наполненной мечтами о бурлящих чувствах.