А это было весьма сложным делом.
Российская эмиграция никогда не была однородной.
Наоборот!
Это было сообщество в истинно русском духе: противоречивое, а зачастую и непримиримое.
И теперь, в преддверии скорой войны с Россией, эта напримиримость с каждым днем проявлялась все ярче.
По своей сути это было продолжением споров двадцатых годов о допустимости иностранной интервенции.
Самым же печальным было то, что два лагеря русских людей противостояли во всеоружии друг другу и готовились к борьбе.
Как и всегда у русских, никакой экономики в подоплеке не было, и на первое место выходили идеи.
Патриоты на либеральном керенско-милюковском фланге считали, что главное – сохранить «русскую территорию», а большевизм же рано или поздно сам кончится.
Генерал Деникин предлагал свергать советскую власть и защищать русскую территорию.
При этом он категорически выступал против участия русских эмигрантов во вторжении в Россию.
Правые круги РОВСа считали подобную позицию теоретически верной, но практически неосуществимой.
Они называли это «погоней за двумя зайцами», утверждая, что «тот единственный заяц, за которым ныне следует гнаться – падение большевиков на всей территории России».
И по-своему руководители РОВСа были прав. Ведь именно они провозгласил на Зарубежном съезде в 1926 году: «СССР – не Россия и вообще не национальное государство, а русская территория, завоеванная антирусским Интернационалом».
А коль так, то в борьбе с этой «раковой опухолью» неизбежна хирургическая операция и подготовка к возобновлению гражданской войны.
То, что такую войну можно было вести лишь в союзе с иностранными силами, также было ясно. И когда возник Антикоминтерновский пакт – надежды на освобождение России стали связывать с ним.
«Мировая война, – утверждал редактор «Сигнала» Пятницкий, – создала новый тип людей с железом в руках и крестом в сердце. Именно эти люди вырвут униженную, распятую Россию из рук ее хищных палачей», ибо движет этими людьми Новая вера служения Богу силой, противопоставляемой злу.
Всякое худшее будет хотя и злом, но все же неизмеримо меньшим, чем иудо-сталинизм. Поэтому мы полагаем, что всякая внешняя война кого бы то ни было против СССР – это удар по стенам и проволоке советской каторги».
«Возможная германская оккупация России, – считали ведущие авторы «Сигнала», – есть не что иное, как плата нашего поколения за допущение большевизма.