Девчонка непонимающе посмотрела мне в глаза.
— Тепло — это излучение, его несложно породить из чистой магии. Пламя — раскалённое газообразное вещество. Совершенно другой уровень материализации.
Но девчонка не поняла, так что я не стал пока слишком нагружать.
— Если коротко, это однозначное подтверждение твоей возгаристости, если радимский язык простит мне столь вольное с ним обращение.
— Расскажите про магию, — попросила девчонка. — Что она вообще такое?
— Что такое магия? — я позволил себе широкую, слегка печальную улыбку.
Ярочка кивнула, не подозревая, насколько грандиозную тему затрагивает.
— Можно собрать сотни определений магии, — начал я осторожно. — Что наводит на простую мысль: мы не знаем, чем она является. Мы лишь наблюдаем эффекты, которых можно добиться с её помощью. Мне, как человеку не склонному к мистицизму и богословию, больше всего нравится определение Эммануила Вайсберга, согласно которому магия — это одна из фундаментальных сил вселенной, непрерывно взаимодействующая с другими силами.
Девчонка, ожидаемо, ничего не поняла.
Впрочем…
— Я тут недавно наблюдала один… Как вы там сказали?
— Эффект? — приподнял я бровь.
Она кивнула и покрутила кружку.
— Как это вообще возможно, чтобы одно существо превратилось во множество других? — девчонка поёжилась, явно вспоминая стаю крыс из развалившегося вампира.
Да, такое может не давать покоя.
— Превращения — самая труднообъяснимая магическая хрень, — честно ответил я. — Если коротко, это своеобразная иллюзия, только искривляется не свет, а реальность. И даже распадаясь на части, каждая из которых начинает жить своей жизнью, твой организм на деле остаётся прежним и единым, потому что твоя собственная природа не исчезает, а преломляется. Ты будешь видеть глазами каждой крысы, чувствовать за них, но продолжишь мыслить и осознавать себя во всём их множестве.
— Я не понимаю, — покачала она головой и снова отпила компота.
— Ничего страшного, я тоже, — на мой заговорщицкий тон девчонка ответила чуть растянувшимися губами. Погрев руки о кружку — или кружку о руки, — она набрала в грудь воздуха и решилась задать главный вопрос:
— А если хоть одна крыса убежала?