Они щедро и крепко пожимали руку Старого, от всей души желали чего-нибудь хорошего, смеялись, балагурили, но при этом умело скрывали внутри себя его завидное положение: ’’Человек уходит на свободу’’.
– Всё, Старый, давай. Ни дёгтя тебе и ни мазайся…
– Смотри там сегодня, водки много не пей…
И во всех этих разномастных выкриках было больше радости и вдохновлённости, чем им, смог бы передать освобождающийся Старый. Лицо его было растерянным, ответные рукопожатия ничего не понимающими, и если кто-то ничего не знал бы о происходящем, он мог бы безошибочно подумать, что человека куда-то насильно уводят.
Сафрон же стоял и смотрел до последнего. Он дождался, когда закончатся рукопожатия и иссякнет бурлящая из мужиков словесность. Он до последнего смотрел на уходящего из локальной зоны Старого, а когда тот исчез из вида, и лагерный пейзаж приумолк, Сафрон снова вернулся в свой проход и его взгляд остановился на небольшой репродукции на стене.
Чёрно-белое изображение, картинка-фотография, когда-то и кем-то ’’без спроса’’ вырезанная из книги. И на ней церковь с куполами, одиноко стоящая на склоне. И взгляд Сафрона настолько углубился в изображённое, что он даже не услышал, как сзади кто-то подходит.
Пришлось отвлечься. И Сафрон, не спеша развернувшись, посмотрел на человека, теперь стоящего сзади него.
Мужчина лет сорока, высокий, от солнечного загара смуглый, лицом худощавый, одетый в чёрную рубашку, заправленную в чёрные брюки, с броско выделяющимся на них ремне, он с открытой и приветствующей улыбкой смотрел на Сафрона. А когда дождался ответного взгляда, то более приветливо и широко улыбнулся:
– Ты чё-ё тут Старому наговорил? Из барака вышел, как пришибленный. И главное, слёзы с лица вытирает, чтоб я не увидел.
– Это он мне сказал, ни я ему. – Садясь на крайнюю шконку, с оттенком безразличия, но жёстко ответил Сафрон.
Вошедшему ничего не оставалось, как молча сесть напротив, на соседнюю шконку. Но, чтоб как-то отреагировать на сказанное, он пробурчал себе под нос:
– По-ня-тно… Озадачил.
В подтверждение того, что человек смышлённо догадлив, Сафрон ничего ему не ответил и, что самое странное, он также отрешённо продолжил смотреть на репродукцию, одиноко висящую на известково-белой стене. Его взгляд, как вошёл в изображённую церковь, и, словно тихо и осторожно, уже приблизился к её алтарю. А потому и мешать не стоило, коль разговор не клеился…