— Маш, я знаю, — огрызнулся Пирогов.
— Удивительно, — хмыкнула я. — А сюда я всегда ребят привожу первого сентября и восьмого марта, и в свой день рождения.
— Не любишь цветы, — сделал вывод он.
— Люблю, но только когда они растут в поле или в клумбе.
— Чудная ты женщина, Евлампиевна.
— А ты, папаша Пирогов, молодец, с сотого раза отчество мое выговорил. Прогресс!
— Прекрати меня папашей Пироговым называть, — как-то обиженно попросил он. — Я вовсе не Пирогов и уж тем более не папаша.
Я осторожненько сделала шаг назад, потом еще один и еще один.
— А кто ж ты, по-твоему?
— Я Иван Рокотов. Прошу любить и жаловать.
— Понятно. Шиза, — поставила я диагноз.
— Чего? — нахмурился он.
— Раздвоение личности, — объяснила я. — Говорят, это не лечится, но купируется.
— Машуля, да прекрати ты! — разозлился Пирогов. — Нет у меня никакого раздвоения. Рокотов моя фамилия. И Денис Пирогов не мой сын.
— У-у-у, запущенный случай… — Я попятилась, пытаясь увеличить между мной и психопатом расстояние.
— Вот. — Он полез во внутренний карман пиджака и выудил оттуда паспорт. — Смотри.
Я уставилась в раскрытый документ. И правда, Иван Алексеевич Рокотов. Тридцать три годика. Москвич. Этот засранец даже на фото в паспорте выглядел обалденно. У меня вот в паспорте фотка — без слез не взглянешь. А этот вон вроде и серьезный, а глаза все равно ухмыляются. Черт! Видимо, не зря я утром предположила, что папаша Пирогов бандитизмом промышляет. Паспорт даже поддельный имеет! Обалдеть! Мне стало страшно: такой ведь если привяжется, то не избавишься от него. И что мне делать?
— Послушайте, — примирительно улыбнулась я, — Пирогов, или Рокотов, или какие еще у вас там фамилии. Это все очень здорово, но мне пора, правда. И вам наверняка пора. Вас уже жена с сыном дома заждались. Не хулиганьте, ступайте домой.
— Машуля, — вздохнул он и посмотрел на меня снисходительно, — пойдем в машинку. Обещаю, что все тебе объясню. Я не шизик, и никаких раздвоений у меня нет.
Ну уж нет! Сейчас заманит куда-нибудь, а потом десять лет в подвале будет держать для своих шизофренических утех.
— Нет-нет, Пирогов. Мне пора, правда! — И увидев в конце аллеи Катюху — она всегда ходила этой дорогой домой, — я заорала: — Катерина Ивановна, я здесь!
Пирогов раздосадовано покачал головой, сунул поддельный паспорт в карман, чертыхнулся и бросил на прощание: