Это я к чему веду. Что Череда, что я характерниками были, а это, потомки, даже не название такое отличительное, а образ жизни и особый склад ума, разума и сознания. Кто вам будет рассказывать, что казаки в волков превращались, да еще чем-то подобным занимались, мало что о казацкой науке знает, тем более в ней смыслит. Если у тебя нет острого разума, да смекалки, то все твои потуги – пустой звук даже при наличии учителей, которыми на Сечи выступали казацкие батьки. Не всех они к себе в ученики брали, но такое наше право: видеть, кому, что, как и при каких условиях сказать можно и надобно, а в присутствии кого следует промолчать или сделать вид, что в этих вопросах ты мало что смыслишь. Ведь характерник – во многом актер. За жизнь, хочешь или нет, много ролей приходится играть. Чем длиннее жизнь, тем больше в ней приключений, стало быть, приходится не только казаковать, но и приторговывать, лекарским делом заниматься, многие профессии освоить, плотническое и кузнечное дело.
Жизнь, она такая, хочешь или нет, а наступает время, когда приходится свою гордыню в тряпочку свернуть и за пазуху спрятать или еще куда дальше, или вообще выбросить так, чтобы больше она к тебе не возвращалась…
Так вот, в отличие от меня Череда, его тогда Зайдой звали, не был сыном казака. Родители его селянами были. Их сын с малых лет к тяжелой работе привыкал. Вряд ли Митрофан даже казаком стал бы, не говоря уже о том, чтобы характерником быть, если бы не случай один.
Было хлопцу семь лет, когда через местечко, где он с родителями проживал, казацкий отряд проходил. А в том отряде казак такой был – Левком кликали, а прозвище у Левка было – Байзаблуд. Его все за глаза Байзой так и называли. Этот Байза Митрофана и заприметил. Глаз у Левка был наметанный. Он сразу же сообразил, кто перед ним. Митроха, так его кратко родители называли, ничем таким особенным среди детей не отличался, разве что иногда ни с того ни с сего на месте застывал и мог на небо смотреть или куда-то вдаль на Славуту очень долго глядеть, пока его не заставали за таким занятием и не прерывали.
Был Митроха четвертым ребенком в семье, рос хлопцем веселым и жизнерадостным, но иногда как будто что-то находило на Митроху, тогда он становился смутным и печальным, все делал медленно, как будто не здесь находился, а где-то далеко. Странность эта, впрочем, быстро проходила, а Митроха вновь становился подвижным и жизнерадостным ребенком. Заводилой он не был, но связываться с ним соседские ребята не решались. Бывало, что Митроха хмурился, закусывал губу и бросался на обидчика с кулаками. И не смущали Митроху габариты обидчика. Мог и на мальчишку старше его наброситься. Боевитый был, но затихал иногда, куда-то прятался так, что несколько раз его родители едва отыскали. Время тогда было тревожное, что ни год – то татарские наезды. А куда в степи спрячешься, если татары наскочат? Ответа на этот вопрос не было, кроме того, чтобы где-нибудь за стенами укрыться. А где же такие стены взять? Надо до Черкасс идти, да далече это.