Выпили они чаю с медом. И тут Сергеич про свой мобильник вспомнил. Спросил гостя.
– Да, зарядил! Давно! Вот он! – выложил тот и зарядку, и сам телефон из кармана куртки. – И вот, на всякий случай, мой номер! – добавил к телефону бумажку. – Теперь можно не тряпку вешать, а эсэмэску послать или даже позвонить, если что срочное!
– Спасибо, – сказал Сергеич. – Ты – человек слова! Тут таких ценят! Может, все-таки чуть настойки медовой в дорогу выпьешь? Чтобы теплее было.
Тут он в глазах солдата борьбу сомнений и желаний заметил.
– От пятидесяти грамм еще никто не пьянел! И я с тобой выпью, чтоб не думал, что там отрава! Я сам редко пью…
– Ну ладно, – махнул рукой Петро, сдавшись.
Достал Сергеич бутылку.
– Я тебе сейчас такую посуду дам, из которой ты еще в жизни не пил! – приговаривал он, верхнюю дверцу серванта отворяя.
Вынул оттуда хрустальную туфельку.
– Мы из нее на свадьбе с Виталиной пили. Теща бывшая подарила.
Поставил ее аккуратно перед онемевшим от удивления солдатом.
Себе Сергеич обычную рюмку достал. Но сначала налил гостю, и заиграла хрустальная туфелька радостной желтизной настойки.
– Давай выпьем за то, чтоб все это на хрен быстрее кончилось!
– Война, что ли? – уточнил солдат.
– Ну да!
– Согласен! – закивал Петро. Взял правой рукой за высокий тонкий хрустальный каблук, как за ручку бокала, с трудом и осторожностью ко рту туфельку поднес и помедлил немного, пытаясь понять, к какой ее части можно губами приложиться. Наклонил туфельку так, чтобы пятка внизу оказалась. Перелилась настойка туда, и выпил ее Петро из «пятки» медленно, сладким вкусом меда наслаждаясь.
Проводил Сергеич гостя до края огорода. А когда тот уже шагов десять по полю сделал, вспомнил про лежбище снайпера, окликнул, чтоб Петро вернулся. И повел его Сергеич по краю огородов к тому самому месту. Показал.
– На днях нашел! – сказал. – Вот, думал, предупредить тебя!
Солдат, который мгновение назад пчеловоду выпившим казался, враз протрезвел.
– Спасибо, Сергеич! – проговорил он медленно и серьезно.
Потом руку пожал и прямо от снайперской позиции вниз по полю пошел. Не сгибаясь, не пригибая голову, бесстрашно.
Смотрел Сергеич ему вслед, пока не размыла силуэт ночная серость, пока не исчез он в ней.
Настроение у него перед ночью тихо-радостным стало. Принесенные солдатом в рюкзаке крупы и консервы на подоконнике расставил: там и прохладнее, и мыши не достанут. А после этого в буржуйку угля добавил да и спать улегся.