Он готовится к этому, или, скорее, его к этому готовит Бог.
Чей замысел остается на протяжении двадцати двух лет неведомым даже ему самому. С юности, а может быть, и с самого детства в нем удивительным образом сочетались темперамент и благодать. Он был великодушен, а его пылкость увлекала его то к действительности мира сего, то к следованию Божественным требованиям.
Он учился, хотя точно нам об этом ничего неизвестно; тем не менее, по плодам этой учебы мы можем судить о ее высочайшем уровне. Вероятно, учился он литературе, а не диалектике – этой науке рассуждения, привлекавшей к себе в то время многие молодые городские умы. В городских школах уже начинал развиваться метод, который впоследствии станет называться «схоластикой».
В отличие от своих братьев и кузенов, Бернард не имеет никакого отношения к военному ремеслу. Не идет он и в клирики. Может быть, он ищет чего-то или кого-то? Сумеет ли он найти равновесие?
Не слишком ли он хрупок и неустойчив? Кажется, нет: он решителен, обладает упорством, способен выносить продолжительные напряженные усилия. Иоанн Солсберийский назовет его «деятельным». Вместе с тем он робок и чувствителен. Нельзя сказать, что он слаб здоровьем, потому что внешне выглядит вполне крепким, но уже и сейчас ему случается болеть. Не исключено, что периодами крайнего истощения он расплачивается за моменты чрезмерной активности, напряженной внутренней и внешней работы.
Бог совершает в нем Свое дело, и он не противится. Он ожидает, и в нем уже идет внутренняя борьба. С двадцати лет, а может быть, и раньше, он ощущает себя призванным к полному и всецелому принесению себя в дар. Окончательно его освобождает последний выбор: возможности поехать учиться в большой город он предпочитает перспективу монашеского затвора. Но он не хочет идти туда один и склоняет к этому своего дядю, родных и двоюродных братьев, друзей… И вот группа послушников числом около тридцати человек, уже закаленных в житейских битвах, в один прекрасный день приходит к воротам монастыря, основанного двенадцатью годами раньше и известного своими суровыми требованиями; монастыря, о котором говорят, что он действительно совершенно отдалился от человеческого общества. Он называется Сито. Так проявилось их желание подражать Христу; и, чтобы в самоотречении и радости приобщиться тайне Его смерти и Воскресения, они решили, как свидетельствует Готфрид Оксеррский, прийти в монастырь «незадолго перед Пасхой».