***
Вернувшись на третью квартиру, она
опять сходила на кухню поздороваться с холодильником, и опять
закрыла его, ничего не взяв — аппетита не было. Сходила умыться,
вернулась в библиотеку, открыла вчерашние заметки по письму для
Милки, стала пытаться читать, но в голове было шумно и шатко,
строки рябили перед глазами, хотелось спать, но она понимала, что
не уснёт — было интуитивное предощущение нехороших новостей и
странной тревожной опасности. Она нарастала постепенно, а потом
развернулась пружиной, когда из портала вышел министр, хмурый,
напряжённый и молча смотрящий на Веру, как будто это она к нему
пришла и чего-то хочет.
Она не выдержала этого молчания и
спросила первой:
— Что-то случилось?
— Я договорился по поводу отправки
Василия в путешествие с неясной конечной целью. Печенье от Булата в
гроб положил.
— М, круто.
Её голос звучал так же ненатурально,
как и его голос, это было слишком очевидно, чтобы не стать
проблемой. Министр стоял в центре комнаты и ждал, опять глядя на
Веру так, как будто она должна что-то сделать. Она не делала
ничего. Он добавил с большим значением:
— Если вы хотите на него ещё раз
посмотреть, у вас последний шанс.
Она промолчала. Он подождал и
добавил, внимательно глядя ей в глаза:
— Ещё есть пять минут, его сейчас
грузят. Хотите?
— Не хочу.
Он коротко глянул на «часы истины»,
сразу же резко отводя глаза, как будто сам себя ругая за этот
невольный взгляд. Он выглядел так, как будто был не готов к её
отказу, у него был план действий, но она повела себя не по плану, и
это сломало ему стратегию, теперь он был растерян и не понимал, что
дальше делать. Она сочувственно шмыгнула носом и подняла брови,
шепча с ноткой издёвки:
— И что же теперь?
Он резко посмотрел на неё живым и
цепким взглядом, как будто переключил режим лица с запланированной
маски на обезоруживающую откровенность, на которую в последнее
время вполне уверенно ставил всё чаще:
— У него есть татуировка на левой
пятке.
Вера не отреагировала никак — она
была готова к этой новости. Министр добавил:
— Опрокинутые песочные часы,
чёрные.
Она молчала, он смотрел на неё так,
как будто свои карты уже открыл и теперь её ход. Она спросила с
циничной улыбочкой человека, которому карты сунули, а правил не
рассказали, так что он заранее ни на что не надеялся: