— Все критяне, лжецы, — я отвернулся от неё и подошёл к
секретеру. Мой взгляд упал на перо. Ничего удивительного нет в том,
что я её понял. Перо вон как резво схватил и даже почерк не особо
изменился. Это тело в жизни не разговаривало по-русски больше, чем
я сейчас проговорил. Если не обдумывать каждое действие, то на
автомате я и ответить поди смог бы. — А вот сейчас я говорю
исключительно правду. Неважно, сколько ты хороших и даже великих
дел совершишь в итоге. Потомки будут воспринимать их, как должное.
И помнить будут только о том, что именно я убил своего отца, чтобы
стать в итоге императором. И вы это прекрасно знаете. А вот я
внезапно почувствовал себя русским императором. Где-то между вторым
и третьим обмороком.
— Саша, я понимаю, вам сейчас тяжело. Но нужно взять себя в
руки. Это действительно неприлично, то, что вы сейчас здесь, —
похоже, жена смирилась с заскоком мужа. А может, просто привыкла к
подобным перепадам настроения. Вот только, если они были характерны
для Александра, это делало его весьма ненадёжным товарищем для
господ заговорщиков. Да, я правильно сделал, что уехал. Чем-то
задним чуял, не иначе.
— Неприлично — это делать вид, что мой отец скончался от
естественных причин. Но мы же все с этим справляемся, правда,
дорогая? — я так улыбнулся, что она отпрянула. — Мне просто надоело
постоянно без чувств становиться. А помолиться за грешную душу
Павла Петровича я могу и здесь. А вот вы возвращайтесь, успокойте
всех, что я ещё жив и от отчаянья не совершил ещё более страшный
грех, наложив на себя руки.
— Вы не сделаете этого, — она прикрыла рот рукой.
— Нет, не сделаю. Как оказалось, я слишком труслив для подобного
шага. Так что, я буду жить и всю свою жизнь посвящу замаливанию
этого греха. — Я не смотрел на неё, я смотрел на дневник. Что-то по
записям не было заметно, что Саша раскаивается. Сомневается — это
да, но не раскаивается. Мне бы полностью прочитать этот дневник,
чтобы представлять себе, что это был за человек.
— Хорошо, — Елизавета вздохнула. Так, мои рассуждения о грехе и
тому подобное, оказались правильными. Она их приняла спокойно,
значит, истерики Сашки часто сопровождались посыпанием головы
пеплом и клятвами уйти в монастырь. Утрирую, конечно, но, похоже,
как-то так. — Что мне передать её величеству Марии Фёдоровне?