— Вася, передай Кутузову и Макарову, что мы все вместе поедем
осматривать Петропавловскую крепость. И вели коня мне подготовить.
— Сказал я Зимину. Он кивнул и закрыл дверь, я же повернулся к
Сперанскому. — Где вы учились, Михаил Михайлович?
— В Александро-Невской семинарии, ваше величество, — ответил
Сперанский, я же обошёл его по кругу, внимательно рассматривая.
— Почему-то я сразу же подумал про семинарию, — проговорил я,
потирая подбородок. — Интересно знать, почему?
— Не могу знать, ваше величество, — осторожно ответил
Сперанский. А у меня никак семинария не вязалась с реформами,
который проводил этот человек. Эти реформы я весьма поверхностно
изучал в школе, и размах впечатлял.
— Действительно, откуда вам знать, о чём я подумал. — Я обошёл
его ещё раз. Было видно, что Сперанский старается не крутить
головой вслед за моими движениями, и ему это с трудом, но удаётся.
— Вы вольнодумец, господин Сперанский?
— Я не… — он замолчал, а затем решительно произнёс. — Можно и
так сказать.
— И чем вы руководствовались в своих измышлениях? Кто повлиял на
то, чтобы семинарист стал вольнодумцем?
— Я много читал трудов Вальтера и Дидро, многих других
философов…
— Вы понимаете, — перебил я его, — что труды философов редко
проверяются на практике? Это всего лишь размышления на тему, как
сделать всем хорошо и ещё чуть-чуть лучше. Вот только к реальности
они практически не имеют отношения. Да и трактоваться могут
по-разному. Лично я знаю, как минимум одного, хм, художника,
который труды выдающегося философа принял за основу своих действий,
и в итоге это привело к катастрофе. — К счастью, он не стал у меня
спрашивать про то, какого художника я имею в виду. Наверняка среди
обожаемых дворянами этого времени греков найдётся парочка,
попадающих под моё описание. — Я как-то слышал одну песню, мельком
её услышал, даже не знаю, кто автор, но пара строк отпечаталась вот
здесь. — И я дотронулся до виска, а потом негромко произнёс, вольно
перефразируя слова песни. — «Сделай же это, ты кричал под окном. Он
понял не так, ты пел о другом»* М.Пушкина.
— Зачем вы мне это говорите, ваше величество? — тихо произнёс
Сперанский.
— Я говорю об этом, чтобы вы поняли одну вещь: до того, как
услышал эту песню, я тоже зачитывался трудами упомянутых вами
господ. А потом, как озарение, а если всего лишь предположить:
вдруг мы понимаем их не так? И они хотели сказать о чём-то другом.
Ведь практически ни один их постулат не проверен на практике, а
если и проверен, то ещё не прошёл проверку временем. — Сперанский
сейчас выглядел несчастным и явно не мог понять, чего я от него
хочу. — Просто подумайте об этом. А потом снова подумайте, чтобы вы
хотели изменить в жизни страны, но уже без этих радужных фантазий
известных мечтателей. Исключительно практические стороны. Я хочу
услышать, что вы думаете по этому поводу. И, да, пытаясь
использовать опыт других государств, имейте в виду, что каждое из
них чуть меньше любой нашей губернии, и не имеет такого расового
разнообразия. Да у них даже две народности никак не придумают, как
жить с остальными жителями страны в мире и согласии.