Кинжалы опустились сами собой. Я просто не знал, что делать.
Драться с ней? Убить? Рвануть во дворец, чтобы... что?
Пасть в ноги Ари, теперь полноправной императрице? Предложить
свою жизнь? Узнать, что с Лорианом? Посмотреть, наконец, в глаза
Элу и маме?
— Я расчищу для тебя этот мир, — неожиданным шёпотом в ухо. —
Для Владыки, любимого, единственного...
Неправильные слова, тёмные, но настолько желанные, что
удержаться невозможно.
И руки сами скользнули вверх, к обнажённым плечами. С силой
рванули ткань, послышался треск. Но Алтан не испугалась, куда там.
Девчонка рассмеялась, звонко, радостно. Обняла за шею, вонзила
ногти в загривок, от которого по позвоночнику мгновенно прокатилась
горячая волна.
— А если я тебя не хочу?
Помешательство, безумие. Дикое, срывающее крышу. Пожарище, на
котором догорали остатки моей души.
— Хочешь. Не можешь не хотеть.
Жаркий, ласковый язык скользнул по шее. Вырвал ругательство,
достойное самых грязных улиц Унаша. Бросил в удушливую, желанную и
в то же время ненавистную тьму.
— Я видела.
Маленькие ладошки скользнули на плечи, сбросили на пол
сюртук.
— Много вариаций.
Первые пуговицы рубашки сдались без боя.
— Но мы вместе. Всегда вместе. Мой Араэл, только мой.
Торопливый, страстный шёпот. Вкрадчивый, восхищённый.
Отключающий разум, совесть и адекватность. Раздвигающий границы,
сметающий все препятствия на своём пути.
И уже не помнится о Лориане, Ари и недавно разыгравшейся во
дворце трагедии.
Нет. Только податливое тело под руками. Нежное, откликающееся,
которое предугадывало все желания.
— Ты безумна.
С треском разрывая платье до талии голыми руками. Под ласковый,
звонкий смех.
— Я стану такой, как хочешь ты.
И отчётливое, яркое понимание, что действительно станет. Любой,
лишь бы угодить мне.
Но пока Алтан угождала по-другому. Без страха, без сомнений
укрывала нас копной волос, прижималась бархатной кожей,
раскрывалась. И шептала, бесконечно шептала бред про Владыку и
пророчество.
Но на последнее стало откровенно плевать, когда я резко, сильно
притянул её на колени, задрал юбку и одним движением соединил наши
тела под сладкое «Ах». Чтобы насладиться многогранным,
ослепительным ощущением власти, какого не было никогда. Никогда мне
не подчинялись с такой готовностью, с таким удовольствием. Желая
даже опуститься на колени, лишь бы я остался доволен.