Только в прошлый раз Салхи не
предупредил об обратной стороне медали, где хадэр имеет свойство
сводить с ума. И когда Лориан был при смерти, но в себе, это не
играло такой роли. В отличие от сегодня, когда он жив. И
безумен.
Хотя я всё ещё не верила. А в голове
крутились варианты, как проникнуть в спальню Лориана — нашу
спальню! — чтобы никто не заметил.
— Ари, — позвал Ориан уже в который
раз, и я показательно сцедила зевок в кулак.
— Тебе нужно больше отдыхать, — с
сочувствием отозвалась Рэнэйт.
А мне только того и надо
было.
— Продолжим завтра, — улыбка едва
коснулась губ. — После настолько насыщенного дня ничего нового не
придёт в голову и рианам.
И они разошлись, хотя Ориан счёл своим
долгом сопроводить меня до спальни, попросил не делать глупостей и
даже не пытаться пройти к Лориану. Меня. Императрицу, если на то
пошло.
О чём я ему и напомнила, вежливо, но
жёстко. А потом ещё четверть часа убеждала Эль, что со мной всё в
порядке. Рианы! Почему вокруг столько упёртых магов!
Но и сестру, в конце концов, удалось
выпроводить к мужу. Салхи, кстати, потерял способность к видениям с
тех пор, как вернулся в Степь и стал хаанелем. Не совсем,
пророческие картинки являлись ему, но едва ли раз в месяц и были
настолько размытыми, что угадывать суть становилось себе
дороже.
Обидно, наверное.
Вздохнув, я прошла по спальне — до
дальней стены и обратно. Задумчиво прикусила губу.
— Подайте хлеба, мяса и пирожных на
пять персон. Вместе с травяным отваром и теври, — приказала, когда
на зов явилась одна из немых служанок.
Разумная предосторожность, но я всё
ещё к этому не привыкла. Хотя Лориан рассказал, что никого не
уродовали специально — он брал в слуги самых расторопных из тех,
кого постигла страшная участь ослепнуть, оглохнуть или лишиться
языка.
В груди сдавило, и я потёрла это
место. Тяжело. И больно. И не верится.
С таким настроением отправилась в
гардеробную, чтобы переодеться в удобные брюки и рубашку. Там же,
остановившись перед зеркалом, коснулась сложной причёски. Пальцы
дрогнули, а вместе с ними и душа.
Прошло меньше суток. Каких-то два
десятка часов с того момента, когда я сидела перед зеркалом, не в
силах сдержать улыбку и рвущееся из груди счастье. Казалось, стоит
ему вырваться, и оно затопит дворец целиком. Заставит придворных
захлебнуться в искрящемся свете, прогонит тревоги, горе и
мрак.