Хотя… дело не только в алкоголе.
Пьяных и нервных зацепить легче. И подтолкнуть. Вот и скалится
Анатолий, и выплескивает злость на того, кто рядом.
- Что именно?
- Унижение. Только не могу понять, чего ради?
- А я не могу понять, о каком унижении речь, - Бекшеев переложил
трость в другую руку. Сесть бы сейчас, да диванчики заняты дамами.
И как-то неудобно мешать.
- Как же… Одинцов щедро подарил вам должность. А с нею – и
предыдущую жену.
Бекшеев прикрыл глаза, сдерживая желание просто и без затей дать
в морду. Тихоня вот сдерживаться не стал бы. Разве что, может,
обтесавшись за год в столице, бил бы не в морду, а в печень.
Так оно незаметнее.
- Он с ней продолжает спать? Или это так… чувство
ответственности?
- Чувство привязанности, - ответил Бекшеев. И поискал Зиму
взглядом. И даже не удивился, увидев её рядом с Ниночкой. А вот
Анатолию такое соседство не понравилось. Он даже сделал было шаг,
но остановился, поскольку в компании этой находилась и княгиня
Одинцова.
Обе княгини.
Дамы о чем-то беседовали. И явно беседа была веселой. Ниночка
даже зарозовелась.
- И к чему вы привязаны? – Анатолий сощурился.
- К кому. Зима… удивительная женщина.
- Старая. Страшная. Пользованная. Вам не противно?
А может, и не в печень. Все же цивилизация цивилизацией, а нервы
у Тихони остались прежними, расшатанными войной.
- А вам не противно, - Бекшеев разжал ладонь. – Находиться в
доме человека и оскорблять его… гостей?
- Я не просил… об этом вот, - Анатолий махнул рукой. – Сборище…
выставка тщеславия и глупости.
И сам он часть этой выставки.
- Господь не даром говорит, что скромность – лучшее украшение.
Скромность и смирение. Смирение и скромность, - он стиснул руку. –
А это вот…
Зима обернулась и Бекшеев поймал взгляд её. И беспокойство
ощутил, даже несмотря на расстояние. Смирение? Скромность?
Ни того ни другого в ней не было.
К счастью.
- Рядятся… хвастаются нарядами… один другого роскошнее…
- Дорогой, - раздался тихий шелестящий голос. И Анатолий осекся.
А нить, связывавшая их с Бекшеевым, разорвалась. – Я здесь,
признаться… потерялась…
- Матушка, вам лучше? - Анатолий обернулся. – Позвольте
представить. Это моя матушка, Мария Федоровна… матушка, это князь
Бекшеев…
- Алексей Павлович.
Бекшеев поцеловал руку в тонкой перчатке, чем заслужил
милостивый кивок.