- Из новых?
- Апрашка…
- Тот, который кузнец?
- А то…
- И чего сбег?
- А кто ж его ведает? Вроде ж довольный был. На откуп собирал. И себе собрал-то, баили, жену вот еще хотел, договорился ужо, а после сгинул, как и не было…
- Может, и не сбег?
- Может, и не сбег, - согласилась Марфа, чаек прихлебывая. – Только ж… ежели б татьба, шум был бы. Апрашка-то мужик справный, он бы любого татя в дугу согнул… вона, помнишь, на заклад бился? Вола подымал? И поднял же ж! Куда к нему татя… нет, как есть сбег…
Купцы одновременно покачали головами.
- А у Синичкиных дитё сгинуло…
- Это которое?
- Меньшой дочки младенчик. Она во двор вынесла колыбельку, села пряжу прясть. Говорит, отошла на минуточку, а как повернулась, то и нету младенчика…
- Страсти-то какие!
- Страсти, - согласилась Марфа и заела страсти кручеником. – Нянька-то, что при ней была, тоже отошла. Всею слободой искали татя, да не нашли. Бают, что ведьма украла.
И на Стасю покосилась этак, двусмысленно.
- Я не брала! – на всякий случай сказала Стася. – Я… вообще только сегодня приплыла.
- А то долго ведьме птицею оборотиться, - отмахнулась почтенная вдова. – На крыло встала, прилетела да скрала дитятко.
Она это серьезно?!
- И зачем ведьме чужой младенец? – вопрос этот Стася задала исключительно из упрямства, понимая, что мнение народное логикой не победить.
- Мало ли… может, сама пустоцветна. Вот и глянулся чужой, решила скрасти, чтоб вырастить, как свово… - Марфа замолчала, явно обдумывая этакую дивную в глубине своей мысль. – Вестимо, так оно и было. Только, небось, ведьма из нашинских, ежели ведала, у кого красти. А то ведь скраднешь не того, и младенец кривой или хилый…
- Извините, - слушать этот бред у Стаси сил не было, она и поднялась. – Я… пойду отдохну.
- Конешне, - согласилась Марфа, рученькою белой махнувши. И тотчас встал перед Стасей очередной молодец в расшитой узорами косоворотке. – Сенька проводит… вы, госпожа ведьма, не серчайте. Люди туточки простые…
Баська тоже из-за стола выползла.
И Маланька с нею. А вот Антошка в покоях, Стасе отведенных, обнаружился. Сидел на пороге, обнявши короб с остатками пирожков, да вздыхал горестно. У ног Антошкиных копошились подросшие котята, которые должны были бы сидеть по корзинам, но то ли сами выбрались, то ли помог кто.
- На кухню не пустили, - пожаловался Антошка, нос рукавом вытираючи. – И творожку не дали. Сказали, мол, не положено…