— Эй! — возмутился я.
— На «эй» зовут сам знаешь кого!
Ассоциативный ряд на грубую речь
дополнился образом из старой колды, когда кубинские коммунисты,
заходя в бар, орали «Puta Capitalista!». Здесь то же самое. Шавка.
Капиталистическая.
Я попробовал еще раз повернуть голову
в нужную сторону, в сторону источника звука, но не получилось
сделать этого полностью. Голова провернулась, ремень протер
лоб.
— Да кто вы все такие! — заорал я
больше от боли.
— Ты вообще не в том положении, чтобы
задавать вопросы. Если ты видел своего друга, то понимаешь, что мы
можем сделать.
Я едва не завыл. Оскорбляют,
угрожают, да еще неизвестно сколько их тут. Ответов на свои вопросы
я не получил вовсе!
— Кто вы такие? — снова спросил я,
уже не без прежней громкости.
— Ты не понял про вопросы? — тут же
большие пальцы ног пронзила боль, сжимающая, сильная, пусть и не
адская. Но из-за того, что я не мог ничего видеть, по телу прошла
мелкая дрожь. — Хочешь еще узнать что-то? Это я здесь человек,
который должен знать все! Не ты! — попахивало еще одним психическим
расстройством, как и у Крылатова. Но тот был мирным психом, а
здесь…
— А-а-а-а-а! — заорал я, что было
сил, когда боль от пальцев дикой стреляющей молнией пронесла до
самой задницы, задев копчик. — А-а-а-а! Хва-а-а-а-ати-и-ит!
До копчика я эту боль прочувствовал,
а потом отчего-то перестал. Подумал сперва, что это потому, что
прекратили мучить. Убрали эти зубья, что вонзались в мои пальцы,
вероятно, до самых костей. Но потом я услышал Катю:
- Очнулся?
Звучала она относительно добродушно.
Я же не звучал никак, хотя отчетливо понимал, что шевелю губами и
челюстями. Оглохнуть я точно не мог. Значит, голос пропал.
Руки дернулись коснуться горла, но
пошевелиться им мешали тугие ремни. Похоже, все там же.
- Голос вернется, - утешающе
произнесла девушка. – После прохождения тока такой частоты могли
повредиться и голосовые связки в том числе.
А что еще могло повредиться, с ужасом
подумал я.
- Попробуй еще что-нибудь сказать, но
сперва хорошенько вдохни трижды.
Вряд ли она таким советом сделает еще
хуже, решил я, вдохнул, насколько ремни позволяли расшириться
грудной клетке. И только потом снова раскрыл рот:
- Больно было, - четко выдал я, сам
удивившись этому.
- Я же говорила! – радостно
воскликнула Катя. – Ой, - она одернула себя, сделав голос на октаву
ниже: - Значит, ты можешь теперь и дальше отвечать на вопросы
капитана Евсеева.