Нет бы пойти в обратную — вероятно,
вышел бы к зданию института, а там и добрался куда-нибудь. Правда,
пойти мне все равно было некуда.
Но меня угораздило углубиться в лес,
который в другой части постепенно превращался в сады. Кривые,
изогнутые яблони с растущими на них плодами. Тропинки. Мусор.
Огромный парк без единого дома. И урн. И лавочек. Просто лес, по
сути своей.
Затем выросло здание, которое я не
мог не знать, как человек, что регулярно бывал во Владимире. В
садах стояло дом детского и юношеского творчества, который в народе
прозвали башней Саурона за характерные архитектурные особенности.
Хоть что-то знакомое!
Только большой парк оказался ловушкой
— выбраться из него я не смог в последующие полчаса. Бродил и
блуждал по тропинкам, пока не оказался на восточной границе парка.
Там показались и знакомые улицы, а вскоре — и Золотые Ворота
замаячили потертым куполом.
На знакомых улицах вновь стало
многолюдно, однако теперь среди людей я заметил и красные повязки.
Всмотревшись в одну из них, я разобрал «дружинник».
— Прочитал? — спросили мне вслед. От
удивления я даже остановился:
— А?
— Немой? Али глупый? — кучерявый
парень, светловолосый, с крупным носом и на полголовы выше меня. —
Ну-к, документики-то покажи!
— Д-документики? — заикнулся я,
хлопая по карманам, хотя паспорт с собой не носил никогда в
жизни.
— Они самые. Можно удостоверение
какое с работы. Или студенческий. Ну что ты, братец, как в первый
раз, что ли?
Я растерянно уставился на парня.
Из-за его плеча вырос второй.
— Документов-то и нету, — заключил
кучерявый и его пятерня тут же захлопнулась на моем плече. —
Пойдем. Разберемся, кто ты.
Ноги у меня подкосились тут же, но
кучерявый удержал меня:
— Э, братец, давай-ка без шуточек. Э.
Эй! Эй!
Но в глазах темнело, лицо кучерявого
размылось и превратилось в последнее светлое пятно.
— Так и запишем. Документов при себе
не имеет, — милиционер, поправив фуражку, что лежала на столе рядом
с ним, вставил в зубы папироску, чиркнул спичкой и выпустил облако
дыма в мою сторону.
Мы сидели в полуподвальном помещении,
но в нем было еще более-менее светло. И шумно — потому что те самые
ртутные лампы, которые без единого звука работали в институте,
здесь гудели так, что вскоре у меня зазвенело в ушах.
Когда меня привели в отделение, те
самые, высокий кучерявый парень и его низенький и компактный
помощник, внутри был только дежурный. Дружинники вроде бы и сами
сожалели о том, что приволокли меня сюда, но у меня возникло
странное ощущение, что им друг перед другом было стыдно. Было бы
стыдно, не притащи они меня сюда.