— Сигарет мне дай и мыла кусок.
— Может, тебе еще чего дать? — Валя поправила футболку на огромной груди, и в вырез я разглядел ложбинку меж двух сочных полушарий. От этого вида мне стало чуть ли не противнее, чем от ее ухмылок.
— Бутылку дай, — севшим голосом проговорил я.
— Петровича поминать собрался? Можем и вместе помянуть. — Валя изогнула бровь и посмотрела на меня так призывно, что сомнений в характере ее предложения не осталось.
— Что мне его поминать. Я его и не знал вовсе.
— И то верно.
Я расплатился за товар, а Валя сказала:
— Ты там в своей берлоге один все сидишь. Не скучно? — Она перегнулась через прилавок и призывно заглянула мне в глаза.
— Да нет, я работаю.
Я попятился к выходу. Валя рассмеялась.
— Смотри не заработайся, а то Петрович вон тоже… работал.
Из сельпо я выскочил со странным чувством гадливости. Народ возле магазина никакого внимания на меня не обратил и продолжил обсуждать жуткую смерть Петровича.
— Во смертушка какая Петровичу досталась. Хрясь — и пополам.
Перед мысленным взором вдруг всплыла ракушка, которую я накануне нашел на своей террасе. И этот звук, что раздался, когда я на нее наступил. Хрясь — и пополам. Я мотнул головой. И чего я про раковину вспомнил? Она-то тут при чем?
Вернувшись домой, я только теперь вспомнил, зачем еще ходил в магазин. Я же хотел у Вали спросить, нет ли в деревне девушки или женщины какой с темно-рыжими волосами. Сегодня мне на глаза попались местные жительницы, но среди них я не заметил ни одну рыжую или даже молоденькую. Почему-то я был уверен: та, что наблюдала за мной из ивняка, очень молода и красива. Коса у нее была длинная и тугая. Такие только у молодых девок бывают.
К вечеру тучи разошлись, так и не обронив на землю ни капли дождя. Я сидел на террасе, поставив перед собой бутылку водки и нехитрый ужин. Однако ни пить, ни есть не хотелось. Я бросил взгляд на озеро. Сегодня вода в нем была спокойной. Погода обезветрилась, а потому даже редкая рябь не нарушала идеального озерного полотна. Оно в лучах заходящего солнце отливало алым. По спине поползли мурашки. Будто не вода, а кровь. А там, вдалеке, у противоположного берега, стояли голые стволы иссушенных деревьев и тянули ввысь свои костлявые руки. Вдруг в темноте леса по ту сторону озера мелькнуло что-то медное. Вот, опять! Я вскочил со стула и теперь отчетливо разглядел, как между деревьев то появляется, то исчезает тонкая девичья фигурка. Ее темно-рыжие волосы, словно языки пламени, мечутся вслед за ней.