— Так
и есть. — Мэй отсчитала чуть больше чем нужно и сунула купюры соседу в руки. —
Надеюсь подзаработать чуток к зиме.
— Эй!
Тут больше чем нужно!
— Ага.
— Цапнув ягодку винограда, Мэй запихнула ее в рот и, помахав качающему
головой Бенни, помчалась дальше по своей любимой улочке, спрятавшейся в тени
плакучих ив, где спустя два поворота и один пешеходный переход забежала в свой
такой же старенький, как улица, но очень уютный таунхаус. Которому по-хорошему
грозил снос, но упрямые жильцы, любившие своего седого старика, упорно ремонтировали
его, не давая администрации повода выселить их из этого райского уголка,
расселив непонятно где. Даже на солидную компенсацию жильцы не соглашались, и
Мэй, только-только заселившись сюда, также сказала свое однозначное «нет», за
что ее сразу приняли в семью все восемь семей, проживавшие в доме.
Зайдя
домой, Мэй облегченно выдохнула, скинула с ног голубые броги, прошла на
малюсенькую кухню и вывалила на стол все что несла, а помимо сумки, у нее был
битком набитый рюкзак с новыми баллончиками краски, среди которых затесались
маленький шпатель, растворитель, две крупных кисти, две плитки горького
шоколада (будь неладна ее любовь к сладкому) и маленький букетик непонятных
цветов, которые собирался срезать молодой студент, подстригающий газон в парке.
Освободив
руки, Мэй сняла собственноручно сшитую и расшитую цветами рубашку, аккуратно
повесила ее на плечики в шкафу, туда же собиралась отправить и бриджи, но на
заднем кармашке обнаружилось маленькое пятно, от которого педантичная часть Мэй
пришла в ярость и, чуть не сломав себе идеально отполированный ноготок,
попыталась отколупать непонятную мерзость, но ничего не вышло. Раздраженно
забросив бриджи в стиралку, Мэй молилась, чтобы пятно отстиралось и его не
пришлось закрывать какой-нибудь не совсем уместной вышивкой.
Вообще
вышивкой Мэй закрывала все пятна, которые регулярно образовывались на одежде.
Насколько бы аккуратной она ни была, на одежде все равно регулярно появлялись
мелкие пятнышки, это была, как видно, злая карма, иначе Мэй это объяснить не
могла, ведь сама она была (по собственному мнению) идеальной чистюлей. С
деньгами у Мэй было то слишком хорошо, то никак, потому периодически
приходилось экономить.
Надев
старые шорты, кое-где заляпанные краской (теплилась еще слабая надежда
отстирать их), широченную футболку, забытую несколько недель назад очередным
альфачом, с которым она провел ни к чему не обязывающую ночь, чью одежду жаба
задушила выбросить, и открыла мультиварку. Лицо обдало паром и любимым ароматом
тушеной капусты с морковкой и семенами льна. Мэй наложила себе свое фирменное
блюдо и, отрезав собственноручно выпеченного хлеба, отправилась в зал, где с
наслаждением забралась в выторгованное у прижимистого комиссионщика кресло.