Приветствия, видимо, по сельскому этикету считаются излишеством.
Хорошо хоть переводчик мой с небрежной речью деревенщины
справляется приемлемо, я сразу все понимаю.
– Бродячий лекарь я. Хочу предложить вам свои услуги. За
умеренную плату.
Мужик оценивающе смотрит на меня. Почти слышу, как в его мозгах
проворачиваются шестеренки. В конце концов он соображает, что
особого спроса на труд целителя в этой глуши нет, потому мне можно
много не платить.
– Да мы тут на здоровье не жалуемся, хвала Высшим, – говорит он
наконец. – Разве что когда спину у кого ломит или, бывает, живот
прихватит… Потому работы немного для тебя, бродячий лекарь. И
заплатить мы тебе не можем, сами едва концы с концами сводим. Ежели
согласишься помочь нашим недужным за кров и стол…
– А сколько вас здесь человек?
– Без малого шесть десятков. Нас пятеро братьев, да семьи наши,
да работники.
– И ведь у каждого, если подумать, хоть какая-то хворь сыщется?
Я всем помочь не обещаю, но что смогу, то сделаю для каждого. Стоят
мои услуги дорого, но вам я готов пойти навстречу…
Удивительно, вроде бы этот сельский детина ничем не напоминает
щуплого Автократыча, а взгляд у него сейчас точно такой же, как у
нашего завотделением, когда он объясняет, почему в этом квартале
урезаны премии.
– Дак у нас и денег-то нет. Мы подать только уплатили и на
следующую копим… Могу тебе предложить пять монет.
Знать бы еще, много это или мало… то есть ясно, что мало, но
насколько?
– Десять монет. И еще вы меня довезете до города.
– Далековато будет…
– Такова моя цена.
Детина чешет в затылке:
– Лады, все равно сыр на рынок везти. Довезем тебя до Пурвца.
Пурвц – всем городам город. И семь монет сверх того. Идет?
– Идет…
Не в том я положении, чтобы торговаться.
– Тогда обожди малость, мы с братьями молотьбу как раз
заканчиваем…
Возвращается к своим. Все берутся за цепы. Командует:
– Ну что, мужики, дружно начали!
Братья стучат цепами по рассыпанным колосьям на удивление
слаженно, будто детали часового механизма. Сажусь на солому,
вытягиваю усталые ноги и любуюсь тем, как другие работают.
Примерно полчаса спустя иду следом за братьями к большому дому.
Как я понимаю, там живут они сами, их жены и россыпь
разновозрастных потомков – старшие уже со своими мужьями и женами,
младшие еще в люльках. Женщины здесь носят закрытые платья в пол и
тёмные платки, закрывающие волосы и шею, и старательно прячут
глаза, так что если я в глубине души надеялся пофлиртовать с
раскованной селянкой, лучше об этом забыть. Ничего, авось в городе
больше разнообразных возможностей – и в этом плане тоже.