— Тьфу,
тьфу, тьфу! — раздался дружный стук по столу.
— Вот,
Витя! — высказалась за всех Римма Фёдоровна. Главный бухгалтер.
Женщина уже в возрасте, но худощавая, подвижная и отлично
выглядящая. — Вроде праздник, все веселятся, подошёл с улыбкой,
начал с комплиментов. А сам... Штрафную тебе и тост про нас
красивых.
— Понял.
Виноват, — кивнул смущённо Виктор. Бывало и такое. Мало его тоске
было его одного. Лезла из него её чернота. Тянула щупальца к людям.
— Поднимая этот бокал, в окружении столь восхитительных женщин, я
хочу поведать вам, как нам повезло. Нам — это всей нашей бригаде
лаборатории. Ведь возвращаясь измученными и обессиленными после
тяжёлого рабочего дня, только мы проходим мимо вашего офиса. И
видим вас: ухоженных, красивых, ослепительных женщин. И мы не смеем
ударить в грязь лицом под внимательными взглядами ваших прекрасных
глаз. Мы расправляем плечи, втягиваем животы и вновь наполняемся
силами. И я хочу осушить этот бокал до дна за то, чтобы в
наступающем году, вы стали так красивы, что даже Пётр Николаевич
сумел бы втянуть живот от восторга.
За столом
грохнули хохотом, оценив шутку. Смеялся и сам Николаич, хлопая
по-своему трудовому мозолю выдающихся размеров. Виктор улыбался и
глядел в опустевший бокал, решая вопрос. Стоит ли снова попробовать
этот способ? Расставание с Ольгой он пережил тяжело. В тот раз
тоска вцепилась в него основательно. Три месяца отношений. Четыре
тоски. Счёт не в пользу женщины. Или дважды в её пользу. Если быть
честным с собой. А если действительно быть честным? Может она ему
не только нравилась? Может.
Виктор
тогда пробовал утопить тоску в вине. Не так чтобы уйти в запой. Для
этого Виктор был слишком ответственный. Коммуналка, ипотека,
работа. Работу он терять не собирался. Да и родные... Но все
свободные деньги он спускал тогда на спиртное. И трезвым становился
лишь к утру. Виктор до сих пор не знал, помогло ли пьянство или
просто его тоска не могла длиться вечно.
Нет,
пожалуй, нет. Виктор принял решение и налил себе бокал. Последний
на сегодня. Тогда, по истечении четырёх месяцев, ему совсем не
понравилось то, что он стал видеть по утрам в зеркале. Не может же
быть всё так серьёзно? Он лишь увидел её улыбку. А затем всего
полчаса только смотрел. Ведь не может?
Лишь лучи и
вспышки шоу-системы на секунды разгоняли густой полумрак кафе. Даже
лиц уже не разобрать в бешеной пляске стробоскопа. И Виктор жалел,
что слишком внимательно вглядывался в лица под уже ушедшим отсюда
светом. Ведь в его душе нет таких прожекторов, что могли бы
рассеять столь же густой полумрак тоски.