Шевич отошёл, тут же набросившись на японских сопровождающих с
упрёками и обвинениями. Крики его было слышно, наверное, на два
квартала вокруг. Сановники верещали что-то, пытаясь вставить хоть
слово. Полицмейстер города, ехавший прямо перед цесаревичем и,
безусловно, виноватый больше всех, не выдержав позора, удалился
прочь. Николаю пришлось через Волкова попросить посланника
прекратить сцену и успокоиться — от всего этого гвалта у него ещё
сильнее болела голова, и так изрядно кружившаяся после ударов.
Японские чиновники прикрикнули на своих, и воцарилась хотя бы
относительная тишина. Полицейские, до того куда-то все
подевавшиеся, собрались чуть поодаль. Николай задержался на них
взглядом, и вдруг, остановив продолжавшего суетиться Рамбаха,
сказал князю Барятинскому7:
- Владимир Анатольевич, вы изволили слышать, что говорили
Николай Егорович и Эспер Эсперович?
Генерал проследил за взглядом цесаревича, замер на добрую
минуту, пытаясь припомнить о чём шла речь… и вдруг рявкнул на
русских офицеров, требуя окружить наследника и обеспечить его
безопасность. Шевич тоже встал рядом, держа руку на револьверном
кармане жилета. Николай, дождавшись, пока Рамбах закончит очередной
этап перевязки, обратился к нему:
- Дмитрий Егорович, я полагаю, необходимо отправить телеграмму о
случившемся батюшке и сообщить на корабли? Я хочу после перевязки
тотчас отправиться на фрегат.
- Я немедленно этим займусь, Ваше Высочество.
Шевич отошёл, написал пару записок карандашом в блокноте, и
отдал одному из сопровождавших его посольских. Вернулся он уже в
сопровождении японского принца.
Арисугава Такэхито8 был поставлен происшедшим в донельзя
неприятное положение. С одной стороны, он не отвечал ни за
подготовку визита русского принца, ни за обеспечение его
безопасности — этим занимались правительство и местные власти. С
другой стороны, он представлял при этой поездке священную особу
Небесного Государя9, и таким образом нёс ответственность за всё как
гостеприимный хозяин. Подойдя к Николаю, он в самых искренних
выражениях, какие только возможны в японском языке, принёс свои
глубочайшие извинения за происшедшее. Фон Рамбах как раз закончил
новый этап перевязки, но челюсть цесаревича ещё была свободна, и он
ответил:
- Дорогой принц, прошу Вас ни минуты не думать, что это
происшествие как-то повлияло на моё отношение к простому японскому
народу, столь любезному и образцово порядочному. Однако же боюсь, я
вынужден буду прервать свой визит в Японию, как в силу причин
медицинского характера, так и из некоторых иных соображений…