Командир разномастного гарнизона —
аристо в годах с широким лицом, мясистым носом, окладистой бородой
и роскошной гривой русых волос почти до поясницы не принимал
участие в общем веселье. Он сидел в огромном кресле-троне возле
камина, задумчиво курил длинную трубку, смотрел на огонь. Иногда
обращался к книге на незнакомом мне языке, лежащей на столике рядом
с ним. Вооружения, кроме кинжала, не просматривалось. Но я всегда
помнил присказку лэрга в разных ее вариациях: «лишь меч и честь
всегда с представителями древней крови». Еще вожак довольно неплохо
скрывал принадлежность к магам. Да, он оставался нейтральным во
всех спектрах, демонстрируя желающим лишь сияние немногочисленных
артефактов, однако искажения Оринуса — это действительно находка,
которую пока никто не обманул. Поэтому я рассмотрел множество
незримых нитей, веревок и канатов неких заклинаний, тянущихся
далеко за пределы зала.
Кроме пирующих, на расчищенной кухне
трудилось без устали шестеро рабов. В общей вакханалии не
участвовали и полудюжина гномов, и четверка хуманов — они несли
дозор и познавали тяготы и лишения воинской службы. По факту, мокли
под дождем на холодном ветру. Их специально расставил глэрд так,
чтобы жизнь малиной не казалась. Обороноспособность форта ни в
каком качестве эти бойцы не усиливали, справедливости ради
следовало отметить, что главарь и не преследовал подобных целей.
Речь шла о наказании за драку с поножовщиной. Если бы не
своевременное вмешательство Лоуэла и мага-целителя мэтра Алекса де
Каса, то новоявленный гарнизон потерял бы троих или четверых
неразумных. После прилюдной порки, чуть подлеченные бузотеры были
отлучены от стола и пития, но каждый тайком прикладывался к
фляжкам, которые кто-то сверхмудрый заранее припрятал, казалось, во
всех укромных уголках на территории крепости.
Вообще, дисциплина меня порадовала. А
затем развеялись и опасения, что бдительность непонятного
образования (из разговоров не удалось составить точную картину,
кого «солянка» представляла) возрастет с наступлением сумеречной
ночи, которую я заждался. Боеспособность подразделения с ее
приходом упала до нулевых значений, сами же воины отчего-то без
должной радости и огонька констатировали: «вот теперь точно
остается лишь пьянствовать», пессимисты же предрекали: «мы
сдохнем!», на что оптимисты предлагали отказаться от возлияний:
«нам больше достанется», но первые находили в себе силы и
мужественно отвергли подобные сентенции.