
Пытаясь отдышаться от проявленной
энергии, хотелось задать только один вопрос – зачем? Но делать
этого не стала. Хрипя от прыснувших слёз, я вырвала руку у Глеба и
позорно сбежала.
Следующие несколько дней усиленно ото
всех пряталась на родительском подворье. За мной так и оставили
большую комнату на гульбище. Слышала, как к батюшке кто-то
приходил, но судя по голосу, не забравший моё сердце хирдман.
Говорили на повышенных тонах, но разобрать суть не получилось.
После этого Ратмир долго молча сидел в моей комнате. Так и не
решившись, он ушёл, позвав к столу. Думала, там он выскажется, но
нет. Висело тягостное молчание.
А вот матушки видимо что-то знали.
Зорица была особенно поникшей. Это не считая того, что всё бледное
лицо её было покрыто красными пятнами. Я даже предложила осмотреть
старшую матушку или же пойти к Беляне, но женщина затравлено
посмотрела на мужа и после его кивка выбежала из-за стола, не
сказав ни слова.
Скрываться больше не получилось. Умер
один из воинов. У него постепенно отмирала конечность, так что
Главан решился отрезать часть ноги. И хотя я старалась помочь всем
раненым, этот после ампутации долго не прожил. Остановить
омертвление даже я не могла. Увы…
Как официальная жрица Мары теперь
заведовала предстоящим обрядом. И хотя самой быть повсюду было не
нужно, старалась всё контролировать и вникать.
На речной отмели вновь высилась крода.
В отличие от прошлого раза, подобие лодки было битком уставлено
различной снедью. Так же там виднелось кое-какое воинское облачение
и оружие. Отдельно недалеко стоял конь. К седлу были пристёгнуты
хорошие ножны с мечом и небольшая котомка. Как понимаю, это был
«приз» для того, кто выиграет тризну[1].
– Так значит ты всё-таки жрица Мары… –
произнёс чем-то знакомый голос.
Обернувшись, увидела стоящего рядом со
мной высокого мужчину. Для нынешнего времени можно сказать –
пожилого. Ему уже было лет сорок, а может чуть больше. Для местных
– старик.
– Да. Вы родственник? Старший в роду?
Хотите сами поджечь кроду? – спросила, смиренно улыбнувшись, и
постаралась принять сочувствующий вид.
Мужчина долго меня разглядывал. Не
знаю, что там пытался увидеть и произнёс.
– Нет. Я –
дядька[2] Глеба! Зачем ты его
мучаешь?
Непонимающе уставилась на
насупившегося визави. Из-за своего роста он нависал и давил, а
светлые, почти стальные глаза метали молнии раздражения.