— Да плевать мне на эту… Холеру! — резко возразил Шад, не
позволив договорить. — Отцепи её от брата и вылечи его… Что? —
осёкся он под странным, пронзительно-задумчивым взглядом
Мутабара.
— А ты не обратил внимания, да?
— На что?
— Да эта их связь… Впрочем, наверное, мне показалось, и всё дело
в эксперименте. Тут сложно судить…
— Я это ненавижу, — веско оборвал Шад. — Говори как есть.
— Между тюремщиком и жертвой нередко возникает сложная
психическая связь, созависимость, если угодно. Я не возьмусь делать
заключение без тщательного исследования обоих, но… Шад, он притащил
её с собой и поселил, как я понимаю, в своей детской комнате!
— Насколько всё может быть плохо?
— Я не думаю, что всё настолько драматично, возможно это
результат его растерянности в новой жизни, а Халлела — это…
— Короче.
— Это может быть неизлечимо. Во всяком случае, быстро и без
активного содействия с его стороны. Такая связь, да ещё
подкреплённая этим проклятым экспериментом… Даже если их
энергетически разделить и выслать её в Абалон, да даже если её
убить, подобная травма может сказаться гораздо сильнее плена. Но,
повторюсь, я не возьмусь делать заключение без внимательного
изучения всех обстоятельств. И уж точно лучше не предпринимать
серьёзных шагов по разрыву связи, пока не станет понятно, насколько
всё плохо. Конечно, если брат нужен тебе живым, здоровыми
вменяемым.
— Понятно, — сумрачно буркнул Шад. — Тряхну связи.
Проще всего оказалось получить доступную информацию по плену
Шахаба. В конце концов, именно Шаду в конечном итоге подчинялись
шайтары, которые выпотрошили лабораторию вместе со всей
документацией и наличными работниками, вызвать кого надо — не так
уж долго.
Сведения оказались не ужасными, но — тревожными. Почему Шахаб
все эти годы молчал, его брату объяснять не требовалось: он
прекрасно знал, что малой никогда не умел связно врать, да и вообще
переговорить его, хитростью что-то выведать — проще некуда, а
эльфийские дознаватели тем более быстро «раскололи» бы
бесхитростного мага, так что выбор он сделал единственно возможный.
И молчал настолько убедительно, что его во все бумаги записали как
немого и сумасшедшего. Дружелюбному когда-то и открытому шайтару
наверняка дорого пришлось за такое заплатить.
По всему выходило, что именно в этом одиночестве и отсутствии
общения состояла самая драматичная часть плена. Детальной
информации о том, что происходило с братом первые два года,
получить не удалось, а вот последний был как на ладони, и… да,
наверняка тяжёлым, но не настолько, как Шад боялся. Никто его не
пытал, иногда брали кровь и магию, и только. Держали фактически на
цепи, и это тоже не могло не сказаться, и объясняло отношение к
эльфийке. Но не пугало.