– Нужно лечь на пол, – тихо шепчу, сползая с мягкой сидушки.
Дергаю за руку застывшую Дениз, которая продолжает таращиться на стрелу, застрявшую в стене экипажа. Мадам Кану первая забирается под свою лавку.
В бок кареты что-то громко ударяется, слышится приглушенный стон. Я закусываю рукав платья, стараясь не кричать. Тонкую дверцу прошивает острие ножа. С его конца на пол медленно скапывает красная густая кровь. Карета кренится еще больше.
Ногами отталкиваюсь от стенки и, стараюсь отодвинуться к противоположному краю. Если эта чертова коробка перевернется, мы будем в ловушке.
– Мадам Кану, Дениз, нам нужно всем передвинуться к правому краю, – командую я.
Как ни удивительно, но женщины меня слушаются и карета, благодаря нашей миграции, немного выравнивается.
– Это все оборотни. Как пить дать, – бормочет Кану. – Грязные животные.
– Оборотни? – обмирая, переспрашиваю. – Зачем?
Их страна Горар тоже граничит с Ханаром и Ньелокаром, и, насколько я знаю, выступает нейтральной стороной, не вмешиваясь в войну.
– Затем, глупышка, – шепчет Кану. – Если сейчас между Ханаром и Ньелокаром будет мир, то Горар потеряет шанс под шумок забрать часть территорий, которые принадлежат драконам. И мелкие набеги, которые жалкие оборванцы устраивают на границе, привлекут внимание драконьей верхушки. Сейчас-то времени нет приструнить обнаглевших блохастых тварей.
– Но ведь это глупо так подставляться… – шепчу в ответ.
– А кто докажет? Будет скандал международный. Наследницу Ханара убили на землях драконов. А может и сами драконы руку приложили. Отомстили за своих.
Нервно сглатываю, чувствуя, как начинает мутить. Запах крови разливается в воздухе тошнотворными нотками железа.
Глухие удары сыплются градом на хрупкие стены. Я вздрагиваю каждый раз, опасаясь снова увидеть, как пронзает тонкое дерево очередной клинок, испачканный кровью. Дениз тихо плачет, мадам Кану, похоже, молится, скрутившись в клубочек под лавкой и крепко прижав руки к груди. Я тоже пытаюсь вспомнить знакомые с детства слова молитвы, но в голове каша. Получается только беззвучно шептать: “Помоги, помоги, помоги...”. Осознание, что моя жизнь закончится вот так, на пыльной дороге, в чужом мире, среди всех этих людей и нелюдей, для которых я лишь разменная монета в политической игре, заставляет буквально сжиматься от ужаса. “Не хочу умирать…”, – сглатываю удушающий комок в горле. Тут не хочу… так не хочу...