Его лицо искажается яростью, но мне уже все равно. Я всю жизнь молчала, смиренно доверяя свою судьбу мужчинам своей семьи. Хватит.
— Ты обманул меня, — протягиваю нарочито медленно, — а теперь хочешь поговорить? Ц, — цыкаю, отрицательно мотая головой, — теперь ты не подойдешь ко мне и на метр. Зачем тебе я? Второй женой хотел сделать? Помощницу для жены искал? Или… может ты думал, что я буду твоей любовницей? Спешу разочаровать, — смотрю победно, абсолютно не ощущая внутри радости, и оглушающе бью словами, — я вышла замуж. И, в отличии от тебя, буду верна человеку!
Не передать шок и смятение, вмиг появившиеся на его хмуром и уставшем лице. Он смотрит на меня с такой яростью, что приходится сменить победоносную ухмылку на жалкую пародийную.
— Повтори, — щурится, словно дикий зверь. — Ты что сказала сейчас? Замуж вышла?
Если бы его голос был металлом, то его можно было бы сравнить с титаном: жесткий, бескомпромиссный, тяжелый и до безумия страшный. И я бы боялась, если бы не была сломлена и внутренне опустошена. Ноль. Ничего не осталось. Пыль, которая слетит при первом ветре.
— Держи, — протягиваю ему свидетельство о браке месячной давности, — можешь забрать на память, это копия, — силой ухмыляюсь, а внутреннее горю от дикой боли, простреливающей сердце.
— Я не поверю в это.
— Делай теперь все, что захочешь. Мне уже все равно.
— Алина, все то, о чем я тебе…
— Я беременна, — делаю контрольный выстрел и на этот раз — смертельный. — Срок две недели, — смотрю прямо в глаза, заполняющиеся болью и осознанием, — с тобой мы не виделись больше месяца. Думаю, ты и сам понимаешь.
Стою в ожидании его реакции как на иголках. Он часто и глубоко дышит, как тигр, готовящийся к атаке, а потом с бешеной скоростью хватает меня за скулы и впечатывает к стене, сверкая красными яростными глазами, прожигающими душу.
— Ты врешь, — цедит на ухо.
— Если ты на самом деле такой популярный миллионер, как о тебе пишут в новостях, то, уверена, связи тоже есть. Давай, проверь, — откровенно блефую, надеясь, что не станет, не будет копать. Потому что если начнет…
— Ты, ты, — кривится, не может выразить мысли от бессилия и неверия.
Знакомое чувство. Ощущала, знаю.
— Ты же была моей! — с болью цедит сквозь зубы и трется щетиной о мою шею.
Тело снова невольно начинает отзываться, вспоминая… и скучая. Но я отмахиваю наваждение, словно назойливую муху и беру себя в руки, вспоминая свое состояние в тот злополучный момент.