– Стоять! – тявкает Шепелькова.
Замираю.
– Даже спасибо за науку не скажешь? – ядовито интересуется мне в спину.
Разворачиваюсь и выговариваю, глядя ей в глаза:
– Живите счастливо прямо до вашей скорой кончины!
– Ах ты паршивка! – она замахивается с явным намерением влепить мне пощёчину.
Всё, довольно! Перехватываю её руку около запястья и говорю:
– Я здесь больше не учусь.
– Гарантирую: через год ты окажешься за решёткой, – шипит Наталья Викторовна.
Отталкиваю её руку.
– Всё равно будьте по ночам осторожнее. Здоровье здоровьем, но несчастный случай может поджидать за любым углом.
– Дьяволица! – бросает Шепелькова мне в лицо.
Разворачиваюсь и ухожу. Шагаю по коридору, окружённая привычным шумом множества голосов. В вестибюле стоит папа. Видя меня, поднимает брови: удивлён, почему сейчас. Я сама же ему сказала, чтобы забрал меня после третьей пары. Но ведь и сам приехал раньше. Когда молча прохожу мимо, кажется, обо всём догадывается.
Когда пересекаем двор и выходим на улицу, я иду мимо его грузовой «Газели».
– В машину не сядешь? – спрашивает отец.
– Сам езжай.
– Садись.
– Я же сказала: уезжай.
– Сколько ещё ты будешь так жить? Сколько ещё я буду за тобой приглядывать, как за маленькой? – ворчит родитель.
– Окружающие считают, что ты хороший отец, – отвечаю ему, останавливаясь.
Папа прищуривается. «В чём подвох?» – читается в его взгляде.
– Ну, как же. Объясняешься с учителями и умоляешь оставить такую, как я. Думаешь, хорошо тебе удаётся образцового папашу играть?
Это риторический вопрос. Мне ответ не нужен, потому просто ухожу. Правда, далеко прошагать не удаётся. Иначе пришлось бы идти почти пять километров – мы живём на самой окраине Питера. Отец останавливает грузовик рядом, и я, проглотив гордость, сажусь рядом. Пока едем, открываю окно и, закрыв глаза, глубоко вдыхаю холодный мартовский воздух. Почти сразу же стекло закрывается. Снова жму на кнопку, заставляя его опуститься. Папа повторяет своё движение.
– Как ты собираешься жить дальше? – спрашивает меня, щурясь от солнца.
– Как-нибудь, – отвечаю, вставляя наушники. Достаю плеер, пытаюсь его реанимировать, давая понять, что в беседе не заинтересована.
– Я, между прочим, пытаюсь быть хорошим отцом и хочу поговорить с тобой.
Ура! Плеер ожил! В ушах снова начинает греметь рок. Я качаю головой в такт.