— Конечно, больше, потому что он и так… и так… — Мама не находит слов и, вдруг разрыдавшись, выбегает из кухни.
Я растерянно смотрю на отца, потом на бабушку. Та сидит непробиваемая, будто пришла на милые семейные посиделки. Берет очередную конфету, откусывает и прихлебывает чай.
— Да просветите вы уже ее, столько лет, а она ничего не знает, — вздыхает бабушка.
— Мам, не надо, а? — просит отец.
— Почему не надо-то? И Кириллу бы пора узнать правду.
— Кириллу точно не надо ничего знать! — резко бросает отец.
— Какую правду, пап? Чего мы с Кирюхой не знаем? — почему-то испуганно спрашиваю я.
— А такую, что Кирилл, — бабушка делает многозначительную паузу и наконец говорит, — неродной тебе брат.
— В каком смысле неродной? — Я в изумлении смотрю на бабушку.
— Он вообще никому не родной. Была у твоей мамы подруга. Загуляла, родила не пойми от кого. Пить стала, новых мужиков водить. Однажды вот так напилась, ушла куда-то, а годовалого Кирюшу дома заперла одного. Хорошо Люда пошла навестить. Если б не она, умер бы парень от голода. В общем, мамашу эту лишили родительских прав, ну а потом она испарилась куда-то, а эти дураки, — она кивает на отца, — подобрали мальчонку. Жалко им, видите ли, было. Ну они и усыновили.
Я в шоке замираю и так и стою какое-то время, вжавшись в стену. Правда доходит до меня не сразу, но, когда доходит, многие вещи проясняются. Значит, Кирилл не кровный сын моих родителей, а усыновленный. Вот почему мама так оберегала его всю жизнь и все лучшее старалась отдавать брату. Боялась обделить, боялась выделить родного ребенка, чтобы саму себя не попрекнуть. Только ведь это все равно ненормально. Этот ее страх вырос до таких размеров, что теперь, скорее, я чувствовала себя чужой в этой семье.
Бабушка еще что-то говорит про мою безответственность, про то, что дочь, которая ушла в семью мужа, — это уже как бы и не дочь; что должна терпеть и оставаться с мужем, а не рушить брак; про то, что мне никто ничего не должен. Все это доносится до меня как будто откуда-то издалека, будто во сне. Папа сидит присмиревший и молчит, повесив голову.
Я иду в спальню родителей. Мама сидит на краю кровати, уставившись в одну точку.
— Мам, можешь не волноваться. Делайте, как планировали. Продавайте квартиру, покупайте другую Кириллу. Я не буду возражать или чего-то требовать. Я сюда прибежала, думая, что у меня дом есть, где меня примут, а не чтобы что-то с вас спросить. — Она молчит, и я добавляю: — Я поживу лишь пару дней, пока не придумаю что-нибудь.