Про этот закон я ляпнул наугад.
Здесь другой мир, другие правила.
Орки вон в милиции сидят. По обмену... И вполне может статься, что
упомянутого закона не существует.
— Подпадаешь, — мать подтвердила мои
опасения. — С сегодняшнего дня. Но у тебя есть четыре месяца, чтобы
устроиться куда-нибудь... или подать документы на учёбу. Может,
подумаешь насчёт института, сынок?
Я вспомнил, что в моём СССР закон о
тунеядстве появился в «семидесятых». И правила игры были схожими.
Тех, кто жил на нетрудовые доходы и уклонялся от официальной
работы, маркировали аббревиатурой БОРЗ. Без определённого рода
занятий. Отсюда, кстати, пошло словечко «борзой».
— Ясно, — тянусь за куском торта.
Вот же вкуснятина! Не остановиться. — А что с моим отцом? Почему мы
все неблагонадёжные?
Лицо матери осунулось.
— Папа твой был учёным, сынок.
Работал в засекреченном НИИ, дома почти не появлялся. Сплошные
командировки, разъезды... Я не знаю, что он сделал. Честно. Нам
сообщили о его задержании. Потом Толю признали изменником Родины
и... расстреляли.
Давние воспоминания причиняли
женщине боль, но она продолжила:
— От Оленьки я всё скрывала, но
потом нас стали вызывать на телепатические дознания. Хотели
выяснить, что папа рассказывал о своих исследованиях.
— Выяснили?
— Нет, — мама всхлипнула и покачала
головой. — Он подписку всегда соблюдал. Да и никакой он не
изменник! Любил свою работу и страну любил... Не мог вредить
государству, понимаешь?!
— Успокойся, мам, — я накрыл пальцы
женщины своей ладонью. — Что случилось, то случилось. Мы же с
тобой.
Наталья Никаноровна смахнула слёзы и
робко улыбнулась. Красивая и интеллигентная женщина, но уж больно
придавило её жизнью.
Мы посидели ещё некоторое время за
столом.
Я узнал, что тест на лояльность не
проходят все граждане поголовно. Только члены неблагонадёжных
семей, достигшие шестнадцатилетнего возраста. Тех, кому нужно
получать паспорт, тестируют ежегодно, а вот маму, например, только
один раз проверили — когда случилась вся эту мутная история. И уже
четыре года никуда не зовут.
Программа, по которой я проходил,
называлась «Сын за отца не в ответе». По заветам товарища Сталина.
Вот и мурыжили каждый год, стремились сделать из моего носителя
полноправного гражданина. Владик, естественно, все тесты провалил —
сказалась любовь к погибшему отцу. Да, мой предшественник, как и
Оля, люто ненавидел систему, из-за которой лишился близкого
человека. И это можно понять. Вот только с Косым и его подручными
связываться не стоило...