Завтра наступал самый лучший день в её жизни. Да-да, она и в самом деле была в этом уверена. День обещал принести ей много радости. Много подарков. Много признаний в любви. Много всего. День Рождения. Особенное. Ведь оно будет первым в её жизни. В том смысле, что первым шестым. Первым и единственным. Ещё лучшим.
Она взяла с подоконника овальное зеркальце с длинной ручкой и, отведя руку, продолжила расчёсывать волосы, любуясь на своё отражение. Отражение ей нравилось. Возможно, она ещё не понимала, почему. Просто, по-детски непосредственно, любовалась собой.
Зеркальце, а с ним и отражение чуть-чуть подрагивало, потому что слабой руке девочки было тяжело держать его на вытянутой руке. Зазеркалье пульсировало, в такт тоненькой голубой жилке на её белой шее. Она смотрела.
Девочка в отражении, как ей показалось – нет, не подмигнула – лишь чуть приспустила левое веко. Тогда настоящая девочка звонко ойкнула, быстро опустила зеркало отражением вниз, к коленям и счастливо рассмеялась. Это показалось ей таким забавным!
АНТОН
Вы знаете, у меня ведь есть свой собственный Карло.
Но не папа Карло, а обычный уродливый карлик с фиолетовыми глазами.
И на самом деле тут нет ничего смешного. Потому что вчера он опять приходил. Мразотно отсвечивая болезненно розовым светом. Колыхался, как приторное желе. Я пытаюсь вспомнить – когда точно это было. До того, как я отключился или после. Или ещё позже.
Он молчал. Стоял тихо в сторонке, возле угла комнаты и молчал. Как будто виновато даже. Косил, сволочь, выпуклым глазом, как конь. Кривое полуметровое создание с морщинистой старушечьей кожей. С прыщами и бородавками по всему лицу. С ярко-фиолетовыми зрачками глаз.
Я ждал, что он скажет, зачем пришёл. Объяснит, почему он не желает оставить меня в покое. Или хотя бы захихикает скрипучим смехом. Но он молчал.
Может быть, потому что у меня вчера был День Рождения. Может, потому, что я всё-таки надрался, а может быть, потому, что последний раз он приходил, когда я стоял на крыше и раздумывал об асфальте.
Нет-нет, я уже давно его не пугался. Я почти привык. Потому что давно вырос из тех лет, когда при одном виде приходящих ко мне в комнату монстров заворачивался в одеяло, как в спасение. Визжал и плакал. Это тогда страх опутывал меня, обездвиживал до обморока. А сейчас нет.