— У нас
нет денег, - коротко, но уже дрожащим голосом объявила Фаба.
Я вдруг
поняла, что это люди того самого лорда, у которого сейчас мой ребенок. Именно
он собирает так называемую «нежить». Я отцепила от груди пару жадных ртов и
быстро оделась. Под видом похода в уборную я просочилась на улицу за спиной
Фабы. Та даже не взглянула на меня.
— Мы
приедем через неделю, - заявил высокий мужчина с бородой лет сорока или чуть
больше. Одет он был куда приличнее наших обормотов, да и мужчин из деревни,
которых я встречала. Плащ с богатым меховым воротником, меховая шапка, вышивка
на камзоле, если это, конечно, называлось камзолом. Я ни черта не смыслила в
местной одежде, но теперь еще больше уверилась, что вернуться к своей болезни и
неподъемному кредиту у меня не получится.
Фаба
вошла в дом и принялась с порога обсуждать ситуацию с налогами, а я
воспользовалась тем, что «налоговые органы» в лице развалившегося в санях
глашатая и возницы обдумывали, куда ехать дальше, подошла к саням и прошептала:
— Мне
можно попасть на работу к лорду? У него мой сын. Я могу работать, я могу
кормить грудью троих детей. Я могу мыть, стирать, варить еду, носить воду.
Только помогите мне попасть туда.
Мужчины
уставились на меня, как на чудо чудное. Они молчали, глядя то на меня, то друг
на друга.
—
Отойди, - только и крикнул мне возница, и они тронулись. А я молила Бога, чтобы
колея от их саней оставалась как можно дольше. Обитые железом полозья оставляли
не такой след, который я привыкла видеть в деревне. Он был глубже, ровнее. По
нему я точно могла дойти до места. Только вот не знала, сколько времени это
займет, а волки в лесу вряд ли поймут мои объяснения.
Благо,
никто ничего не услышал, и жизнь вернулась к привычной. Иногда за столом все
вспоминали про налог, а Бартал даже заикнулся про упомянутые «налоговиком»
большие деньги. Но Фаба молчала. У нее точно где-то была заначка. И возможно,
если мы ходили вместе, я должна была знать, сколько она получила всего.
Таис словно
что-то почувствовала и теперь следовала за мной везде, как тень. Было странно,
что она не выдала меня: не заикнулась о мыле, о наших прогулках и о том, что я
была в своем доме. Я надеялась, что это не тактика, а просыпающаяся в девочке
человечность.
Я,
наконец, смогла рассмотреть себя, обнаружив перед стиркой в корзине с грязными
пеленками малюсенькое, размером с абрикос, зеркало. Оно было в деревянной
оправе с обломанной ручкой. Видимо, дети играли им, и оно попало в корзину
случайно. Забрать себе такую редкость здесь было нельзя. Поэтому я вышла с ним
на улицу в надежде познакомиться с девушкой, тело которой теперь принадлежит
мне. На время мне оно было предоставлено или до его смерти, я не знала. И
обдумывать это не собиралась, потому что после таких мыслей начинало казаться,
что я схожу с ума.