«Меньше
народа – больше кислорода», - считала я, продолжая косить под душевнобольную,
стараясь без чужой помощи залечить все свои невыплаканные боли. Я
помогала кладовщице, за что та мне приплачивала. Стало еще веселее жить: можно уже
было купить больше журналов. Старые, еще родом из Советского Союза, я не
торопилась нести на помойку. Перебирала их раз в год, бережно укладывая из
одной коробки в другую. Придумывая при этом, как можно сочетать старые узоры и
новые, яркие, сумасшедшие практически цвета.
Богатой
я не стала, но счастливой была. Насколько я могла сравнивать с тем, что было
до.
Наденька
умерла, завещав квартиру и дачу приходу. Я взяла кредит и выкупила дачу дороже,
чем она могла стоить. Толстогубый поп к тому времени заматерел, его рыхлость
превратилась в одутловатость, видимо, от частого причащения. И он видел, что
мне не просто необходимо, а дорого это место. И посему цену загнул выше раза в
два.
Я
прикинула свои потери и поняла, что купить на эту сумму смогу такой же садовый
участок, даже получше и поближе к городу. Но этот бросить не могла. Еще и кур
смогла спрятать до их приезда с бумагами у сердобольной соседки. В итоге в зиму
ушла с запасом курятины, собственным домиком и долгом размером с айсберг, о
который разбился Титаник. Тетку я не хоронила. Ее возлюбленный приход похоронил
ее как нищенку. Но мне было даже не плевать. О таком говорят пусть и неказистое
и неприличное, но мне было «насрать большую кучу».
Заболела
я после сорока. Начала отекать, пухнуть, и ни один врач, так и не поставив мне
диагноз, отправлял домой. Вода никак не хотела покидать мой организм и, будто
готовясь к засухе, наполняла все клеточки моего тела. Я надеялась, что с
приходом весны я, как мой маленький сад, оживу и все настроится и наладится.
Не наладилось
и весной.
Вот тогда, именно в ту роковую ночь, я плакала.
Навзрыд, захлебываясь своими слезами, сжимая зубы от душевной боли. Я никогда
не знала любви. Ни любви ребенка, ни любви матери, которую не помнила, ни любви
мужчины. Во мне самой было столько ее нерастраченной, что иногда я думала: это
не вода заполняет меня, а любовь, которая не потребовалась в этой жизни никому.