Между тем история, как наука, сначала устанавливает непреложные факты, и лишь затем пытается выстроить между ними причинно-следственные цепочки. В этом отношении всякий историк вначале ведет добросовестное следствие, «допрашивая» свои источники, т. е. показания современников, свидетелей и участников событий. Затем, как психолог, он старается понять мотивацию самих свидетелей, их взгляды, интересы, и вытекающую из всего этого их достоверность. В отношении разных свидетелей приходится вводить разные «коэффициенты искажения». Но совсем игнорировать некий «сектор свидетельств» на том основании, что эти свидетели не разделяли историософский взгляд самого историка, – это значит сознательно искажать историческую картину и заниматься мифотворчеством.
По поводу эпохи, предшествовавшей революции, в частности о Первой мировой войне, сохранилось огромное количество материалов, которые были изданы в последние годы. На наш взгляд, именно в эти материалы следует вникнуть более пристально, чем это обычно делается, – и тогда вся картина предстанет более полной и цельной.
Если посмотреть на предыдущие три столетия русской истории после первой смуты, то мы увидим, что почти все перечисленные выше факторы имели место уже тогда и, однако, не привели Россию к катастрофическому исходу. Аристократия времен царя Алексея Михайловича, Петра I, Екатерины II или Александра I была ли в своей массе более патриотичной и самоотверженной, более преданной монархам, менее корыстной и властолюбивой, чем их потомки времен Николая II? Очевидно, что нет. Народные массы, то бунтовавшие с Болотниковым, с Разиным, с Булавиным и Пугачевым, то бегавшие от государственных повинностей по окраинам и раскольничьим скитам, – были ли они более лояльны к монархии и господствующей церкви, чем их потомки, жившие в 1917 году? Тоже нет. Масонские ложи, проникшие в Россию еще в начале XVIII века, еще с тех пор вели работу по ее разложению, но не смогли этого сделать ни в XVIII, ни в XIX веке. Проклинаемая правыми авторами за свои левые убеждения русская интеллигенция, как показала мировая война, была в немалой части и единственной носительницей сознательного русского патриотизма, честно воевала и полегла на фронтах мировой и гражданской войны.
Современники революции в своих воспоминаниях говорят о решающем факторе мировой войны в деле разжигания революции. Революция была невозможна в 1913 – 1914 годах и стала возможной через три года затяжной и неудачной войны. Так же, как и первая революция в России не могла бы даже начаться в 1903 году и стала возможной через пару лет из-за поражения в японской кампании. Подобное было и на Западе. Парижская коммуна стала возможной только после поражения наполеоновской империи во франко-прусской войне в 1871 году. Да и самой французской революции 1789 года предшествовала череда неудачных войн (за испанское наследство, за австрийское наследство, Семилетняя война), ответственность за которые легла на французскую монархию.