Было ясно, что это месть за наши июльские операции, что над нами издеваются, и мне казалось, что, так как для нас нет существенной необходимости пополнить здесь свои запасы, лучше сейчас же уходить в море. Но мы продолжали настаивать на выдаче всего необходимого, и тогда правительство, вернее – местный представитель Англии, прикрывающийся этим именем, предложил командирам дать подписку в том, что они пойдут отсюда в Россию. Подписка была дана, но и этого унижения оказалось мало, чтобы получить то, что нам требовалось; вечером нам сказали, что судьба наша зависит теперь всецело от лорда Кромера, английского резидента в Египте, проживающего в Каире, куда и обещали сделать запрос. Так прошла ночь, и лишь наутро над нами смилостивились и доставили на суда по 200 тонн угля>12, 1,5 тонны мяса, и т. д., все такими же аптечными порциями, причем было сказано, что дать всего в большем количестве его светлость не нашел возможным разрешить, – словом, глумление полное.
Но это не все. Как только крейсера стали на якорь, нас окружали шлюпки с египетскими полицейскими; последние не позволяли никому приближаться к крейсерам и подвозить что-либо: всякий ялик, ослушавшийся этого приказания, арестовывался. Наш консульский агент, все-таки пробравшийся на «Смоленск», не мог вернуться на берег, потому что шлюпку его тотчас же арестовали, как только он из нее вышел. На вопрос – что это значит? – нам ответили, что правительством предписано нас охранять – от кого, так и осталось секретом. А на берегу толпы мальчишек совершенно безнаказанно сопровождали всякого служащего на крейсерах, которому пришлось съехать по делу, освистывая его и посылая по его адресу самые отборные ругательства на русском языке. Вообще, я был искренно счастлив, когда погрузка, наконец, была окончена, и мы вышли из Порт-Саида.
На другой день «Петербург» отделился от нас, так как намеревался безостановочно пройти в Либаву, а мы решили зайти в Алжир допринимать уголь. 16 сентября>13, на рассвете, пройдя остров Pantellaria и будучи на траверзе Cape Bona, с крейсера заметили какое-то военное судно, идущее сходящимся с нами курсом; вскоре мы узнали в нем английский крейсер «Eclipse». Сблизившись с нами на какой-нибудь кабельтов и уравняв свой ход по скорости хода «Смоленска», «Eclipse» так и шел весь день рядом с нами, нисколько не увеличивая промежутка. Это был разведчик, вышедший, должно быть, с Мальты, с предписанием выследить нас и проводить до Гибралтара; владычица морей могла похвастаться, что ни одно «подозрительное» судно не минует ее станций, не будучи замечено, и что такие суда будут всегда сопровождаемы английскими крейсерами, пока не выяснятся их намерения. К вечеру «Eclipse» перешел за корму, а с утра снова пошел рядом, причем держался так близко, что бывали моменты, когда малейшее отклонение от курса того или другого корабля могло бы повлечь за собой весьма печальные последствия. Это совместное плавание с англичанином продолжалось до самого Алжира, но и после нашего захода в эту гавань «Eclipse» еще целые сутки караулил нас в море. В Алжире «Смоленск» простоял двое суток, после чего мы отправились дальше на север и, простояв затем еще двое суток в Гавре, в 5 ч дня 30 сентября встали на якорь у плавучего Либавского маяка.