1987
***
Я как в тюрьме: тоска и боль разлуки,
Лишь изредка мелькнет твое лицо.
Коснутся лба изнеженные руки,
И снова – одиночества кольцо.
Я задыхаюсь от раздумий часто,
От ревности сгораю по ночам,
А ты наивно легкое участье
Ко мне несешь, как уголья к свечам.
К чему уют в ознобе ожиданья?
К чему слова, когда ответа нет?
Мне радости короткого свиданья
Все чаще дарят горечи сонет.
1987–88
***
Ты помнишь ночь, и бухту сонную,
И лунный блеск в морской волне,
Сухумский рейд, дорогу звездную,
Настойку грусти на вине?
Тогда ты стала мне завещана,
Как богом врезанная грусть.
И пусть навеки боль обещана,
Я от тебя не отрекусь.
Не знаю: ждет меня удача ли,
Иль топкий берег неудач?
Меня не раз разлуке сватали
С тоскою, под надрывный плач…
И все-таки иду без трепета
На перекресток наших встреч,
Чтоб страсть твою и влагу лепета
В ладонях и душе беречь.
***
Каждый вечер, лишь только сумерки
Прокрадутся к тебе на крышу,
Я с тоскою иду переулками
И надежду любви колышу.
Мне навстречу плывут прохожие,
Смех стучит рикошетом в окна.
И мне кажутся все хорошими,
И весь мир из улыбок соткан.
Ты мне чудишься как сияние
И в меня ароматом входишь…
Ах, девчонка, мое отчаянье,
Ты с ума меня, видно, сводишь…
Каждый вечер, лишь только сумерки
Растворят силуэты зданий,
Я иду к тебе переулками,
Чтоб крутить карусель свиданий.
***
Листья бьются, как птицы,
С лёту в рампу окна.
И пронзают их спицы
Нудно-злого дождя.
Ветер буйствует пьяно,
Рвет с деревьев наряд.
На рябине лишь рьяно
Гроздья ягод горят.
Среди мрака и стужи
Пламенеют они,
Чтоб деревья, как лужи,
Застыть не могли…
Все же скоро морозы
Сдуют пламя с рябин,
И от зимней угрозы
Черным станет рубин.
А земли километры
Снега занесут.
И свирепые ветры
Начнут самосуд.
***
Нева осенними ночами,
Как нефть, тягуча и черна.
И трется о гранит плечами
До дна продрогшая волна.
Мосты как горбуны застыли
И молятся воде в ночи.
И желтый блеск фонарной пыли —
Как блеск засаленной парчи.
Вдоль отсыревших парапетов
Столбы угрюмые стоят.
А в шашках каменных паркетов
Плафоны льдинками скользят.
1969
***
Ночь расколота костылями —
Инвалид беспризорный пьян.
Он давно не гулял полями,
Ему ближе сухой бурьян.
Его дом – подворотни и лестницы.
Его жизнь – тугая петля.
Ночь всегда ему – крик предвестницы,
Что тоскует о нем земля.
Его силы давно на пределе.
Гарь помоек – его тепло.
На сухом и скрюченном теле —