– Очень приятно было познакомиться, – сказала она.
И ему показалась, будто она ждет от него что-то еще.
– Элла, я могу позвонить и узнать, выжили вы?
– Ну конечно. – Она полезла в сумку, вытащила белую, с золотым тиснением визитку. – Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил.
– Возьмите мою, – в ответ он протянул свою визитку.
– О, журналист, – улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком.
– Журналист.
– Ну, до встречи, журналист, – улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания… и обещания новых встреч…
Около автобусной остановки работал ларек. Около него ошивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов.
– Э, а закурить, – вопросил один из шпанят, отделившийся от компании.
Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку «Честерфильда».
– У, круто, – причмокнул пацан, глядя на сигареты. – На всех, – сказал он, сграбастав штук пять сигарет. – Хорошие сигареты куришь, лысый…
Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить.
Шпаненок залыбился криво, по-блатному, смачно схаркнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла.
Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе – все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски… Нужно ко всему относиться философски…
С облегчением он увидел поворачивающий автобус.
Поднялся на ступеньку. Перевел дух. Но отпечаток пакостности остался.
Ночные улицы… Родное метро… Родная улица… Родной подъезд… Все, дома. Еще один бег по минному полю, а точнее, по ночной Москве позади. Жив и ладно.
Он перевел дух и закрыл за собой тяжелую металлическую дверь.
Зашел в прихожую. Скинул туфли. Шагнул в большую комнату. Включил свет. И застыл как вкопанный.