Грешники, запятнавшие себя насилием над родным словом, подвергаются здесь непередаваемым мучениям: их варят в кипятке, разрывают на части, жгут в пламени, пронзают железными прутьями, побивают камнями; с неба на души несчастных изливается огненный дождь.
Наказание: созерцание афиши с лицом Максима Кронгауза и надписью «Атмосфера языковой ненависти».
8-й круг. Экспертная деятельность в справочных службах русского языка
Во рвах, заполненных смрадным калом, бичуемые бесами, терзаемые проказой, осуждены навеки пребывать те, кто грешил праздными ответами на бесконечно повторяющиеся бессмысленные вопросы о том, какого рода слово «кофе» и надо ли предпочесть вариант «в Украине» варианту «на Украине».
Наказание: вечное отсутствие Интернета.
9-й круг. Пошлая писанина
В самом центре преисподней находится ледяное озеро, в котором Люцифер своими тремя пастями терзает Александра Сумарокова, Семена Надсона и Сергея Михалкова. Вокруг них из-подо льда торчат головы разнообразных писак верноподданнического толка с сильно посиневшими ушами.
Наказание: коллективное устное сочинение романа-эпопеи «Золотое жнивье».
Акела промахнулся. И не один раз
Многократно отмечалось, что В.Г. Белинский обладал удивительным даром угадывания талантов в начинающих писателях. Это действительно так, и русская литература (особенно Н.В. Гоголь с Н.А. Некрасовым) премногим ему обязана. Исключительно ради создания объективной картины напомним о нескольких – наиболее вопиющих – ситуациях, в которых чутье отказывало мастеру.
«Теперь мы не узнаем Пушкина: он умер или, может быть, только обмер на время. Может быть, его уже нет, а может быть, он и воскреснет; этот вопрос, это гамлетовское быть или не быть скрывается во мгле будущего. По крайней мере, судя по его сказкам, по его поэме «Анджело» и по другим произведениям, обретающимся в «Новоселье» и «Библиотеке для чтения», мы должны оплакивать горькую, невозвратную потерю. Где теперь эти звуки, в коих слышалось, бывало, то удалое разгулье, то сердечная тоска, где эти вспышки пламенного и глубокого чувства, потрясавшего сердца, сжимавшего и волновавшего груди, эти вспышки остроумия тонкого и язвительного, этой иронии, вместе злой и тоскливой, которые поражали ум своею игрою; где теперь эти картины жизни и природы, перед которыми была бледна жизнь и природа?.. Увы! вместо их мы читаем теперь стихи с правильною цезурою, с богатыми и полубогатыми рифмами, с пиитическими вольностями, о коих так пространно, так удовлетворительно и так глубокомысленно рассуждали архимандрит Аполлос и г. Остолопов!..»