Теперь пришло время сказать о самой любопытной палеографической детали ОР2, на которую не обращали внимания видевшие его исследователи. Речь идет о неприметном чернильном следе, расположенном между второй и третьей строками, под словом «начать». Как оказалось, это отпечаток слова, написанного в правой верхней части вырванного куска. Именно от этого слова сохранились три из шести элементов на грани вырванного. В чернильном отпечатке с помощью зеркала читаются две буквы, как мы полагаем – НД. Эти буквы были написаны рукой самого А.Г. Орлова. Они похожи на аналогичные в слове «команда» в начале ОР1. Однако уже сейчас совершенно очевидно, что это не имя и не фамилия Орлова. Можно предположить, что в верхней части вырванного куска находилось два или три слова. При этом слово с буквами НД было, скорее всего, вписано или надписано перед самым запечатыванием письма, поскольку отпечатков от других слов не осталось. Естественно, возникают следующие вопросы: кто, когда, почему и что вырвал из письма Орлова (ОР2)?
К тому выводу, что вырвана не подпись, а нечто более существенное, можно было прийти и не видя письма, в результате чисто логического рассуждения. Зачем было вырывать подпись, если: 1) рядом хранилось другое письмо А.Г. Орлова с подписью; 2) почерк Орлова был знаком даже в то время не одной Екатерине; 3) письмо хранилось в строгом секрете.
Подпись, наверное, была. Но что еще? Очень вероятно – дата (как в предыдущем письме), расходящаяся с официальной версией болезни и смерти Петра Федоровича. Возможно, какую-то важную информацию содержали слова, о которых только что говорилось; много ли места требуется для слов: «он мертв» или «его убили» – или чего-то подобного?
Что же касается вопроса, кто и почему вырвал часть текста из письма, то здесь также нет ясности. Нельзя, например, совершенно исключить, что письмо было повреждено при распечатывании, хотя по характеру обрыва это кажется маловероятным: очень уж аккуратно оторваны одни слова и не повреждены другие. Так кто же это сделал? Естественно, подозрение прежде всего падает на Екатерину II. Н.Я. Эйдельман, державший в руках подлинное письмо и считавший, что вырвана подпись Орлова, писал: «Это уж постаралась сама матушка, чтобы не было слишком явного следа – уголовщины…»