– Вы все видите во мне того, кем я не
являюсь.
– Ты мой самый любимый некромант, –
проворковала жена, согревая его шею своим дыханием. – Шепни только
мне. Ты открыл дверь в Мерклой гавани?
– Еще нет, но, кажется, я знаю, как
это сделать.
– Я верю в тебя. Другим плевать на
нее, но я думаю, там сокрыто нечто важное.
– Госпожа ни разу не запретила мне
туда входить, – задумчиво молвил он, поглаживая ее по талии. –
Только пару раз намекнула, что Мирай побывал там.
– Думаю, за дверью спрятаны ответы на
все твои вопросы.
– А Кирк считает, что там лежат
сокровища.
Марлетта усмехнулась, состроив кислую
рожицу.
– Ох уж этот Кирк. Худосочный
развратник. Всегда думает только о наживе.
– Потому что бандит. Кирк обещал
заглянуть сегодня. Наверное, сейчас уже в пути.
Он
отошел к двум круглым бойницам и посмотрел на небо. Солнце
поднималось все выше и скоро должно было заглянуть сюда. В ясные
дни он прятался от него здесь, оберегая нежную кожу от лучей. Летом
эта пещера и вовсе превращалась в тюрьму. Тант с грустью осмотрел
жилище. В укромном гроте, где они с женой делили ложе, было все
необходимое: гобелены на стенах, шкуры на полу, жаровня и большая
кровать. Под потолком покачивалось чучело кондора. На полках стояли
книги, шкатулки и склянки с зельями. Был даже крепкий кленовый
стол, за которым он вытачивал кинжалы и рисовал карты. Другие
часовые жили скромнее, довольствуясь пещерами на нижних ярусах и
кухней, где всегда горел очаг.
Это и впрямь был замок, пусть и не в том
виде, в каком их строили на большой земле. С тех пор как они
поселились здесь, Готфри прорубил в камне множество воздушных шахт.
Как раз из-за этих дырок покатый склон Тэрэса и стал походить на
замковую стену.
– Все будет хорошо, любимый. У тебя
сильная заступница и дружная семья. – Сказав это, Марлетта
посмотрела на золотой амулет с янтарем, в котором застыл бордовый
жук. – А еще у тебя есть я. Будь слабым, если хочешь. Я останусь
сильной и убью любого, кто посмеет причинить тебе вред.
Тант улыбнулся со всей теплотой, какая в нем
осталась. Марлетта говорила это отнюдь не ради его успокоения. У
крестьянки было тяжелое детство. К четырнадцати годам ее сила
расцвела, а к двадцати целиком поглотила разум. Внезапные вспышки
гнева отвадили от нее даже близких. Батраки стали побаиваться
рослую девушку, способную взмахом руки перевернуть груженый воз, а
когда она окончательно лишилась рассудка, попытались отравить. Он
приютил ее, подарил кров и любовь. С тех пор она была готова на все
ради него.