– Код семнадцать. Нарушения устранены. Требуется медицинская
помощь, – коротко буркнул в рацию старший из охранников.
Неужели. Додумались бедолаги. А то шлем, наверное, давит и кроме
чего-то одного в голове не помещается.
– С этими, что делать будем? – тихо спросил его напарник.
– Пусть полежат. Подумают. В лазарет никого не отправлять. Там
итак сейчас битком.
Я слабо улыбнулся и, показав им большой палец, вырубился.
***
Суд прошёл быстро. Помнил я его правда плохо. Белохалатники
нашпиговали меня всякими лекарствами и, наскоро заштопав, сразу же
отправили в Зал Вердиктов. Так что голова у меня работала не очень,
да, и общее состояние было не айс. Я слушал, вроде бы, понимал,
где-то даже отвечал, но общая суть до меня дошла гораздо позже.
Уже “дома” в крохотной съёмной квартирке на сто пятнадцатом
этаже одного из жилых кондоминиумов, я осознал, что снова стал
бедным. Разумеется, всего лишь в материальном смысле. Но и этого
было достаточно, чтобы впасть в лёгкую депрессию. Как-то всё сразу
навалилось. И вот теперь ещё финалочка подоспела.
Почесав отчаянно зудящий бок, я бухнулся на кровать и предался
невесёлым размышлениями. Неужели придётся на поклон к отцу идти? Он
же, вроде, отрёкся от меня, даже из завещания вычеркнул. Хм,
оставлю этот вариант на крайний случай. Как-то я всё-таки выжил без
его помощи все эти пятнадцать лет. И даже продвинулся на пути к
своей мечте. Конечно, не все мои творения заслуживают остаться в
веках и прославлять моё имя, но некоторые… Теперь я смотрю на
искусство более критично. Особенно на своё. Внутренняя цензура к
тридцати годам стала работать более продуктивно. Если раньше моей
главной целью было просто заявить о себе, как о творце и свободном
артисте, то сейчас я понимаю, это всё наносное. Как бы громко ты не
кричал о себе в современном потоке хаоса-информации, стоит
появиться более значительному поводу, как о тебе в тоже мгновение
забудут. Можно, конечно, поддерживать искусственный ажиотаж,
постоянно подбрасывать свежие поводы для обсуждения и новости о
творчестве, но и такой подход обречён на стагнацию. А после всё
равно приходит неизбежный конец. Вывод один.
Хочешь истинного признания – сотвори истину.
Хочешь идеала – стань им сам.
Хочешь творчеством пробить дорогу в вечность – … пусть это
останется секретом.