Первый миг, когда Женя привела в ковен свою еще совсем юную
дочь. Первый миг, когда я ее увидела, когда прикоснулась к руке,
взглянула на ладонь, посмотрела в глаза. Алина любила яркие вещи,
попсу и подтаявшее мороженое.
Еще несколько лучей уходит от центрального круга вниз. Пальцы
легко сплетают их с остальными, стягивая тугими узлами, складываясь
в простой, но напитанный силой узор.
Алина была громкой, иногда нелепой, иногда наивной. Она легко
вспыхивала, ярко горела и также быстро ее злость таяла. Она жила
легко, она любила жизнь. И то, кем была тоже любила.
Еще один ряд узелков, еще одна волна воспоминаний.
Зумрат Алину хвалила, говорила, что ведьма любопытна, умна и
осторожна. Еще говорила, что заговоренные, охранные браслеты
выходят у Алины просто потрясающие. У меня есть такой браслет, он
фиолетово-черный, пестрый и широкий, всегда немного теплый, будто
согрет у очага.
Последний ряд. Пальцы мои кровоточат. Я работаю быстро, не
отвлекаясь, в полутрансе. Почти готовый ловец кровь впитывает в
себя как губка, но нити остаются кипенно-белыми, хризолит в центре
тускло поблескивает, лебяжьи перья едва заметно подрагивают.
Алина мне действительно нравилась. Я верила, что из нее выйдет
прекрасная темная. Мы все ждали, когда она вступит в полную силу и
пройдет инициацию. Неделя оставалась. Восточные все подготовили:
дом, платье, украшения, Алина выбрала змею…
Я закрепляю последнее перо. Провожу окровавленной ладонью вдоль
всего ловца и лезу в карман за прядью светлых волос. На них
запеклась кровь ведьмы.
Я повязываю прядь поверх центральной нити и откидываюсь на
спинку кресла, рассматриваю творение рук своих. Хорошо получилось –
ловец ровный, большой, подходит Алине.
В восточном через неделю намечался праздник. А будут
похороны…
Короткий взгляд за окно дает понять, что за работой я просидела
все утро. За окном пасмурно, но день в самом разгаре, и меня это
злит. Снова теряю время.
Я тянусь к телефону, звоню Тире и Зумрат, подхватывая со стола
ловец. Возвращаюсь в гостиную, стирая руны запрета с зеркала,
сгоняю с кресла развалившегося в нем Вискаря.
Кот недоволен, но сейчас мне на его недовольство класть. И бомж
это понимает, поэтому ограничивается лишь коротким, полным
очередного упрека «мя» и заползает ко мне на колени.
Ведьмы оказываются в моем доме через двадцать минут, шагнув из
отражения.