И вот – сбылась мечта идиота. Сижу в
приемной лучшего друга вождя и жду своей очереди. Мне назначено на
одиннадцать, но секретарь (или адъютант, я тут не разобрался, кто
руководит приемной наркома) сообщил, что распорядок дня изменился,
и в 10.45 начнется срочное совещание, придётся мне подождать. Ждать
– не вагоны разгружать, тут большого ума не надо, да и физических
усилий прикладывать тоже.
Но вот из кабинета Сергея Мироновича
вышел смутно знакомый мне человек, а с ним еще и довольно молодая
женщина. А через пять минут меня пригласили в святая святых
наркомата – кабинет его руководителя. А там отчетливо пахло
лекарствами. И я сразу же понял, что, скорее всего, это прямо в
кабинете Кирову делали какие-то врачебные манипуляции. Мне как-то
сразу стало неудобно, но отступать уже было некуда. Сергей
Миронович сидел за столом и выглядел откровенно бледновато. Как я
узнал позже, ему постарались организовать автомобильную аварию,
нарком чудом отделался всего двумя сломанными ребрами. Хорошо, что
не было пневмоторакса[1], в общем,
случайно выжил, потому что ни водитель его авто, ни охранник,
который размещался на переднем сидении рядом с водителем, погибли
на месте. Так что выглядеть плохо товарищу Кирову сам Бог велел. Мы
поздоровались, Сергей Миронович сидел, немного скособочившись, явно
давал ушибленной части туловища возможность не соприкасаться со
столом.
- Мне доложили по делу, о котором ты
хлопочешь. Проверку я туда направил. Не переживай, там люди
надежные. Разберутся.
- Спасибо, товарищ Киров.
- Скажи, Миша, ты ведь не за себя
хлопочешь. Почему?
- Есть одна причина, товарищ
Киров.
* * *
Нижний Тагил
18 марта 1937 года.
Почему-то он был уверен, что это его
достал Берия. Вроде бы далеко от него забрался, очень далеко. Где
Тифлис, а где Нижний Тагил. Ан нет, он был уверен, за арестом
который произошёл две недели назад скрывается фигура его давнего
недоброжелателя. У Лаврентия Павловича Берия была очень плохая
репутация – человека злопамятного и мстительного. И переходить ему
дорогу строго не рекомендовалось.
Шалва происходил из семьи хронических
оппозиционеров. Все его братья, как и он, проявили себя активными
борцами с царским режимом. А старший брат, Владимир, вступив в
боевую организацию анархистов, отличился тем, что стрелял в
кутаисского губернатора, его приговорили к смерти, но сумел бежать,
скрывался в Швейцарии, где примкнул к большевикам. Вместе с Лениным
возвращался в Россию в знаменитом опломбированном вагоне. Два брата
Михаил и Николай состояли в левой оппозиции, числились пламенными
революционерами, сторонниками Троцкого и идеи немедленного экспорта
революции в мировом масштабе. Правда, оба раскаялись и сейчас
находились на хозяйственной работе, правда не в Грузии, даже не на
Кавказе, Михаил трудился в Белоруссии, а Николая занесло аж во
Владивосток. При этом он сумел отличиться во время событий в Китае
и был на хорошем счету у местных энкавэдэшников. Шалва еще в
гимназии Кутаиса примкнул к большевикам, в восемнадцатом стал
членом партии, фактически, организовывал в Грузии первые
комсомольские организации, во главе которых его и поставили. В
двадцать четвертом судьба привела его в Тифлис, он стал работником
местного горкома ВКП (б). Дальше его судьба пошла по
военно-партийной линии: он был назначен комиссаром Грузинской
военно-командной школы, а потом комиссаром 1-й Грузинской
горно-стрелковой дивизии. И вот именно в это время и произошел его
конфликт с председателем ГПУ при СНК Грузинской ССР Лаврентием
Павловичем Берия. Что делать? Тогда он вышел на партийное
руководство и попросился на работу в РСФСР. И вот его определили в
Нижний Тагил. Вроде бы дальше и некуда.