И он объяснил.
В подмосковном поселке Кучино Глебом
Ивановичем была создана дачная коммуна. Во всяком случае,
так это называли все, кто там бывал. На деле же коммуна Бокия
носила характер совершенно конкретный. Колин отец, указывая её
назначение, произнес еще одно непечатное слово.
Глеб Иванович установил для своих
гостей, наезжавших к нему субботними вечерами, непреложное правило:
весь вечер, всю ночь, весь воскресный день и еще одну ночь под
понедельник они должны были заниматься пьянством и, культурно
говоря, сексуальным развратом. Для оргий в коммуне
собирались, как правило, подчиненные Бокия вместе с женами. Но
порой кого-то приглашали и со стороны.
Начинался прием гостей более или
менее пристойно – с общей трапезы. Правда, перед ней каждый
приехавший должен был непременно выпить, не закусывая, пять стопок
водки. А уж потом ему предоставлялось право решать, станет он пить
еще или нет. Затем собравшихся потчевали недурным угощением. И,
пока они поглощали еду, на даче топилась баня. Туда-то –
разомлевшие и размякшие – гости и направлялись всей гурьбой, едва
темнело. И, конечно же, мужского и женского отделений в «парилке»
Глеба Ивановича не имелось. Причем, еще находясь в доме, гости
снимали с себя одежду. И оставались, в лучшем случае,
полуобнаженными. Но, в большинстве своем – в костюмах Адама и
Евы.
– Ну, а в бане, – говорил Колин отец,
кривя рот, – Бокий выбирает себе тех
женщин, которые ему особенно приглянулись, и употребляет их первым.
А затем начинается – все со всеми…
– И что же, – изумился Коля, – мужья
позволяют, чтоб их жен прямо у них на глазах?..
– Ты прямо как дитя… – усмехнулся его
отец. – Попробовали бы они не позволить! Да и знают они, зачем их
зовут – и мужики, и бабы. Даже название для всей этой групповухи
придумали: культ приближения к природе. Скажу больше: у
Бокия есть две дочери, так он даже их к этому делу подключил.
Некоторое время и отец, и сын
молчали. Коля переваривал услышанное, а его отец, вероятно,
наслаждался произведенным эффектом. Наконец, решив, что выдержана
уже достаточная пауза, сталинский сановник проговорил:
– Теперь, я думаю, ты понимаешь,
почему соваться туда не стоит. Во-первых, якшаться со всякой
идеологически невыдержанной шантрапой тебе незачем, а во-вторых,
еще, чего доброго, подхватишь какую-нибудь дурную болезнь. Поэтому
ты должен пообещать мне, что никуда не поедешь, даже если Бокий
будет тебя уговаривать.