Только в кинотеатре, что возник
теперь в мозгу Николая Скрябина, действие разворачивалось не на
американском Юге, в поместье Тара. Хотя в своем собственном цветном
фильме он и вправду перенесся из студеного декабрьского вечера на
Глебовском мосту в гораздо более теплое время и приятное место. И
это было первое воскресенье июля 1936 года в столичном
Сокольническом парке.
5
В выходной день по центральным аллеям
Сокольников прогуливались толпы народу. И мало кто обращал внимание
на Николая Скрябина и его друга Мишу Кедрова, облаченных в
новенькую, отглаженную и блестевшую латунью пуговиц, форму Главного
управления госбезопасности НКВД СССР. У Коли на рукавах гимнастерки
цвета хаки красовалось по три красных усеченных треугольника; у
Михаила таких треугольников на каждом рукаве имелось по две
штуки.
Впрочем, различия в их статусе этим и
исчерпывались. Оба молодых человека перешли на третий курс
юридического факультета МГУ. Оба только что окончили курсы ГУГБ и
получили специальные звания по линии госбезопасности. Обоим было по
девятнадцать лет. И оба просто не смогли удержаться: захотели
покрасоваться в форме во время воскресной прогулки. Тем более что
уже завтра начиналась их летняя практика на Лубянке, и нужно было
слегка привыкнуть к одежде, которую им предстояло носить при её
прохождении. В проекте «Ярополк» они пока официально не состояли, и
запрет появляться в форме за пределами здания Наркомата на них не
распространялся.
Вволю нагулявшись, накатавшись на
«вертикальном колесе» и аттракционе «аэропетля», друзья с мороженым
в руках расположились на скамейке в одной из дальних аллей. У них
имелись темы для разговоров, не предназначенных для посторонних
ушей.
Николай, тогда ещё не связанный
никакими обещаниями, уже рассказал Мише о своих вчерашних
приключениях – на даче у Бокия. Его друг пришел в ужас от
услышанного, но сам Коля к тому времени успел успокоиться. Он не
сомневался: в дачной коммуне его не опознали. Будь иначе, за ним
пришли бы уже сегодня утром. А, может, и до утра ждать не стали бы.
Юноше повезло: единственный человек, видевший его вблизи, был слеп
как крот, да ещё и пьян в зюзю. Однако друзьям следовало обсудить,
как вести себя с Глебом Ивановичем завтра, когда они встретятся с
ним на Лубянке. Вопрос был не из приятных, и Скрябин, не особенно
желая приступать к нему, проговорил: